Прожив три месяца в Саарбрюккене, дедушка Рустам решил, что настало время познакомиться с достопримечательностями этого небольшого, зелёного и уютного на вид немецкого города, куда занесла непредсказуемая эмигрантская судьба. Он шёл мимо ярких витрин, осторожно обходил столики, протянувшиеся шпалерами на центральной улице, наблюдая, как разомлевшие от весеннего солнца горожане, освежались пивом, курили, и поедали в неимоверных количествах мороженое и картофель - фри, залитый оранжевым кетчупом

Неподалёку от бойкой пивной, откуда к столикам метались кельнеры с кружками пива, продавал кебаб загорелый молодой турок. В белом, сдвинутом набекрень колпаке. Учуяв запах жареного мяса, Рустам подошёл поближе, с интересом наблюдая за манипуляциями продавца.

— Зачем столько всяких машинок? И мясо на электричестве запекать? — пробормотал старик. — Это не барашек, а сплошное несчастье. Весь металлом провонялся. У нас в Нахичевани барашка на медленном натуральном огне готовишь, а в Баку аромат слышно.

Заслышав знакомую речь, продавец бросил на Рустама внимательный взгляд и спросил:

— Ты откуда родом, отец? Ты — курд?
— Нет, я азербайджанец, из Баку.
— О, Азербайджан — гут. Баку — гут!
— Ага, — согласился Рустам. — Скажи, уважаемый, много барашек держите?
— Нет. Здесь не выгодно и негде их пасти. Мы только торгуем. А мясо, замороженное, в пакетах — поставщики привозят. Говорят, из самой Австралии. Очень удобно — никакой возни.
— Понятно, сынок. По цвету вижу — неживое мясо. Душа такое не принимает.

Продавец обиделся, нарезал ножиком несколько кусочков жареного мяса, подал старику на тарелке.

— Попробуй, отец. Пальчики оближешь. Надо ещё уметь приготовить.

Рустам пожевал, аккуратно вытер платком губы.

— Ну, что я тебе говорил, отец? Вкусно?
— Как тебе сказать, сынок… Кушать, конечно, можно — наслаждаться нельзя, — честно признался Рустам.

 
Леонид Шнейдеров

Пошел Валерка в дискотеку «Красная звезда» — пыль столбoм и дым коромыслом, и все свои.

Не понравилось одному сотоварищу, что девчонка на Валерку больше внимания обращает, и обозвал он Валерку жидом.

Это был большой передерг — только одна из его бабушек имела к этому некоторое отношение, да и то в советские времена.

А Валерка обиделся и врезал приятелю, теперь уже бывшему, по челюсти.  Тот отлетел и спиной сбил стойку...

...— Тому парню здорово повезло, — говорит Петро, отец Валерки, с которым мы потягиваем светлое, — что он не меня обозвал. Когда меня касается, пацан вообще звереет...

А в дискотеке тогда же с двух сторон подоспели волонтёры и пошла вeселая махаловка с расквашиванием носов, пока на шум не прибежал хозяин дискотеки, тоже русак, бывший спортсмен, и, пользуясь преимуществом в росте, не надавал всем поджопников и не объявил «хаусфербот» (запрет на посещение).

Но через неделю все всё равно встретились: что за проблема — в округе дискотек еще много.

А Петро заплатил за ремонт.


Михаил Корешковский

Фрустрация, одолевшая   обер-идиолука Вадима Францевича Гигина в связи с присвоенным ему   статусом «Невъезжанто в Еврозоно», продолжает набирать обороты.

Очередной выхлоп носит название «Здравствуй, …опа, Новый Год!», долженствующее, по замыслу автора, продемонстрировать немногочисленным читателям глубину гиги(е)нического сарказма и презрения к жалкой, прогнившей насквозь   Европе. При этом слово «жопа» Гигин стесняется написать полностью,   предпочитая многоточие. Типа, предмет есть, а слова нет. Подобные   экзерсисы в стиле незрелого Фрейда только подтверждают диагноз, уже   поставленный «пациенту последнего вагона».

На этот раз выхлоп обильно уснащён цитатами из классиков и отсылками к   милым сердцу всякого ностальжителя СССР © киноопусам вроде «Подвига   разведчика», к слову сказать, соотносящихся с реальностью ровно в той же степени, что и продукция нашего «хероя», то бишь — никак. В этой связи  пресловутые «референции» доставляют особенное удовольствие наблюдающему  врачу: один агитатор цитирует других, выдавая чужие измышления за  некую  «истину», призванную подкрепить его собственные пропагандистские  «пэрлы». Д-р Гёббельс негодует: уроки по-прежнему не усвоены — садись,  Гигин, кол тебе! (Куда — не скажу, а то ещё обвинят в «оскорблении   величества».) Да, и фамилия знаменитого актёра — КадОчников (читается — «КАдошников»), а не КадАчников. По киноведению Гигину — тоже кол.

Ну, а Иосиф Бродский, процитированный в финале записок пациента, наверняка  уже вертится в гробу, что твой пропеллер. Цитировать без понимания, ради цитаты — родовой признак, или, если хотите, родовая травма паршивых пропагандистов. Только дурак может с радостным гоготом ковырять нарочито отращённым грязным ногтём мизинца краску на полотнах «Рафаэля и Буонаротти», с многозначительным видом приподнимать раму и, оттопырив в холопском презренье губу, выискивать некий смысл на обороте холста. Ну, и как уже повелось — то, что позволено Юпитеру, сиречь великому поэту, ни в коем случае не следует позволять скоту, норовящему опошлить всё, до чего удастся ему дотянуться. Гигин натужно демонстрирует  начитанность, желая сбить запашок того самого  дерьма, жиденькой струйкой которого туповатый ученик рейхсминистра пропаганды пытался  облить Европу в прошлый раз — да только сам изгваздался с ног до головы.

Не выйдет. Как не получится и «гордиться» своей невъезжантской каиновой   печатью на роже: не «клуб 158-ми» формировать из лизоблюдов, сатрапов и  патологических лгунов, вошедших в список, а команду на очередной «Корабль дураков». (Что за звуки издают фамилии «списечников» — то абламейка, то сиренка!) А ведь как хочется вырядиться в белые одежды! Недаром же пациент   проводит аналогии между собой и случайными жертвами гитлеровской «ночи   длинных ножей» — давит, что называется, на жалость. Осталось примазаться к пассажирам «философского парохода» и пострадавшим от погромов в «Хрустальную ночь», чтобы вывернуть   наизнанку и растоптать последние остатки совести, ещё тлеющие под коркой смердящей лжи и отвратительного лицемерия, которыми за версту разит от  всяких кизим и прочих зимовских. (Этот мерзотный хмырь, помнится,   делился планами «потусить нынешней весной в Альберт-холле», да не срослось: оказался на одной шконке с Гигиным и ещё полутора   сотнями таких же негодяев. Ну, как говорится — «по мощам и елей».)

«И все же чувство гордости соседствует с некоторой печалью. Действительно — жаль! Когда ещё придётся попить лучший арабский кофе в Латинском   квартале и насладиться мелодичными берберскими напевами на ступенях у   базилики Сакре-Кёр? Не усовершенствуешь уже свой английский, слушая   лондонских улемов и бирмингемских имамов! Уже не поешь знаменитый   кройцбергский дёнер-кебаб, который, как известно, уступает только   стамбульскому».

Прикидывающийся «жертвой произвола» идеолух, как обычно, демонстрирует вопиющее   незнание фактуры, о коей берётся, ничтоже сумняшеся, рассуждать. Иначе   он не нёс бы ахинею о «лучшем арабском кофе», от которого у европейца с  непривычки непременно полезут глаза на лоб — и дай-то бог, чтобы этим и  ограничилось, а не преминул бы щегольнуть воспоминаниями о посещении  «Le Procope». (К счастью, узнать, о чём речь, ВФГ теперь сможет только  из  «Википедии» — в отличие от многих своих сограждан, не столь усердных в  облизывании лукасейшей задницы.) Идеолух разбирается во вкусе  кебаба,  как свинья в апельсинах, да и вообще, видимо, не понимает, о  чём  болтает: «кройцбергский дёнер-кебаб», как и «стамбульский» — это   сферический конь в вакууме, поскольку и в берлинском Кройцберге, и в   бывшем славном городе Константинополе лавок, торгующих кебабом,   несметное число, и говорить о кебабе, что у него «стамбульский» (или ещё какой — мюнхенский, например) вкус — идиотизм высшей пробы. Особенно   если учесть, что специи во всех кебабах используются совершенно   одинаковые, в буквальном смысле — из одной бочки. А уж требовать от   борца с буржуазно-капиталистической экспансией понимания, что улемы   состоят в основном из имамов — и вотще, и жестоко. Я бы даже сказал —   «жыстачайшэ». Кстати, некоторые из этих имамов несут по-английски такую  ахинею, что уши вянут. Хотя, возможно, подобные речи и звучат для   «невыезжантов» с планеты Бульбингем из созвездия Колхоза Ментавра сладчайшей музыкой, подобно их собственным воплям, давно уже утратившим  признаки членораздельной человеческой речи и подозрительно похожим на   вой шакалов и лай гиен в пустыне, куда даже берберы давно не   заглядывают. Но признаваться в этом им, тем не менее, не стоит: можно   огрести совсем иные последствия, — и по сравнению с ними лишение   шенгенской визы может показаться безобидной демократической щекоткой. И  европейцам, и американцам можно напомнить о подозрительных шашнях   впившегося во власть Зач(ш)Оса и с мудонежидскими аятоллистами, и с хартумскими архитекторами массовых убийств, и с прочей хамаснёй мира сего.

И всё же единственный мотив, движущий клеймёными позором и презрением за соучастие в преступлениях «бацьки» идеолухами — элементарная зависть. Сквозь хаотичный, пересыпанный выспренними словесами и цитатами текст   просматривается глубокая, неподдельная обида, что водит гигинской рукой. Для него, как для всех патентованных «совков», поездка на Запад — даже  туристическая, не говоря уже о командировках — показатель статуса   «доверия» власти, атрибут некоей «причастности», символ возможности   распоряжаться судьбами «простых людей», «работяг», «терпил», «быдла» —   проще говоря, тех, на ком паразитирует он и ему подобные. Оказавшись в   Париже, они — даже если хватало денег на «попивание лучшего арабского   кофе» — всегда остро чувствовали свою второсортность по отношению к   нашему миру. Миру, где возможно если не всё, то очень многое, а в   пёстром, невероятно богатом всеми красками жизни обществе находится   место и Ротшильдам, и бастующим студентам, — и даже имамам тут дышится   куда вольготней, чем в родной помойке посреди песков, за что они и   ненавидят нас так же сильно, как и Санчо-Ус со своими прихвостнями. И   вот, «из дальних странствий возвратясь», они вливают в уши своему народу всякую дрянь и мерзость, что велено было им отыскать на «загнивающем   Западе», — куражатся изо всех сил, тем самым оправдывая и сублимируя   неизбывную собственную ущербность. В своей ненависти к «загранице» гигины и байневы даже не задумываются, не осознают: они живут в этой проклятой «загранице», в той самой земле, что была колыбелью и сердцем великой европейской державы, раскинувшейся от моря Балтского до моря Русского (ныне «Чёрного») — могучей державы, чьи города жили по Магдебургскому праву, а населявшие её народы — в невероятном и уникальном для средневековой Европы мире и согласии. Здесь и воздух другой — воздух, заставляющий расправлять плечи даже бывшего ордынского холопа, вдохновляющий открыто и честно выступить, обличить деспотию страшного царя, чьё имя и «ефиопська» харя только на пугало и годны. Генетически перепуганные ордынские холопы и ныне тщатся растоптать эту землю, переписать и оболгать её историю, отравить её воздух и воду своими страхами, своей глупостью, своей ленью, расхлябанностью, своим бесконечным враньём. Что ж, надо признать — кое-что у них всё-таки получилось. (Разумеется, не без нашего с вами тому попустительства.)

А нынче всё и вовсе перевернулось с ног на голову в их убогом закутке   всевластия злопыхательской зависти и невежественной ненависти к любому   живому ростку. Теперь они, проплаченные горлопаны, будут сидеть в   Чар ... Читать дальше »

Два пишем, три в уме прибавляем, один, два, пять, восемь...
– 16 Евро! Платите! Быстрей! Быстрей! Не задерживайте очередь!..
...Зычный голос и уши, вылезающие из-за розовых щек, – я ошарашенно взираю на этакого Тараса Бульбу с лихо закрученными вверх длинными усами и глянцевой лысиной.
Как так — 16 Евро?! Моего высшего образования по математике явно не хватает для такого округлено-приблизительного подсчета. Растерянно смотрю я на бойкого дядю и, вежливо заикаясь, сообщаю, что он ошибся и прошу пересчитать.
Так вот когда задрожал воздух вокруг.
Как так! Какая-то иностранка посмела возразить?!
– Платите немедленно! Или убирайтесь вон!
Что? Я не ослышалась? Это вместо извинений меня же да и поганой метлой?
Ну, уж нет, решила я. Коль это не сон, да и речь не родная, а самая что ни на есть европейская, то бишь немецкая, то хотелось бы чуть повежливей, Herr Verkäufer, чуть повежливей.
... Да, конечно, мы это уже проходили там, на родине, когда уличённая в обсчёте продавщица начинала тебя же крыть по матушке. Но здесь за несколько лет пребывания в, будем считать, культурной стране, мой покупательский иммунитет как-то поблёк... рассосался... аннулировался...
И все-таки, заплатив рассчитанную мною без калькулятора сумму, согласовав ее с грозным дядей, я, совершенно не радуясь покупке, а, скорее, в окончательно испорченном нынешним шоппингом настроении, поплелась домой.
Надо заметить, что покупку я делала не столько по необходимости, а просто соблазнённая баснословно бросовыми ценами, убивая время во время своей развлекательной прогулки по магазинам.
Невозможность позволить себе то, что хотелось бы, заставляет все чаще посещать маленькие магазинчики с доступно низкими ценами и весьма дешевыми не только по цене товарами.
«Мы не так богаты, чтобы покупать дешёвые вещи». К сожалению, этот девиз уже не для нас.
В нашей среде идёт какое-то негласное соревнование – кто купит дешевле? Дешевле! Ещё дешевле! Вот так!
Город у нас маленький – всего одна торговая площадь в наличии – а посему, несмотря на данное себе слово – Кто слову хозяин? Сама дала, сама взяла обратно! – больше не заглядывать сюда в гости, я, как кролик, заворожённый удавом, вновь оказалась в том же магазинчике.
Разглядывая мелочи, я вдруг стала теперь уже свидетелем аналогичной сцены.
Правда, наш старый знакомый, как талантливый режиссёр, не совсем повторялся. Сцена была уже гораздо интересней и, я бы даже сказала, трагичней.
– Что? – переспросила старушка, путая русские и немецкие слова. – 6 евро? Но здесь всего 3 штуки по 1 евро каждая...
– Каждая стоит 2 Евро, – заявил продавец.
– Да нет же – ответила женщина, – на ценнике написано 1 Евро!
– Я уже пробил чек! Покупайте! – приказал продавец. – Не нравится – уходите! Немедленно убирайтесь вон! – загремел возмущенный труженник прилавка.
– Почему вы так кричите? – не поняла покупательница.
– А вот, – показал он на молодую женщину с детской коляской, уже выходящую из магазина. – Она заплатила за 3 наименования, а прихватила ещё пять...
– Позвольте, позвольте, – обернулся молодой человек. – На каком основании вы оскорбляете мою жену! Она вообще ничего не брала и не покупала у вас. Я требую объяснений!
Теперь настала пора сникнуть нашему наглецу. Он стал что-то мямлить, но молодой человек никак не соглашался быть верблюдом.
– Вызывайте полицию, – потребовал он. – Пусть они разберутся!
Усы сникли, я торжествовала! Психологический прием, по которому «Держи вора!» кричит сам вор, дал осечку.
Все-таки правда и справедливость торжествуют. Надо только самим себя уважать и не позволять хамам одерживать верх.

Лариса Корешковская

«В опустевшем холле здания Совета Европы в Страсбурге ко мне подошёл пожилой человек: «Молодцы, парни, хорошо выступали!» — сказал он по-английски, правда, очень-очень тихо, оглядываясь по сторонам. Оказалось, это профессор одного из французских университетов. Мы перебросились несколькими фразами. Выяснилось, что мой собеседник внимательно следит за успехами нашей страны и искренне ими восхищается. «Ну, а как вы голосовали по резолюции?» — спросил я, имея в виду итоговый документ Конференции неправительственных организаций Совета Европы по Беларуси. Старик потупил глаза и честно ответил: «Я голосовал против вас». Моему удивлению не было предела. «Здесь так принято, поймите», — грустно пояснил профессор».


Думаете, это пишет какой-нибудь Чергинец в очередном «криминальном чтиве» из жизни зарубежных буржуёв? А вот и не угадали. Это — главный редактор журнала «Беларуская дурмка» Вадим Гигин. Выделяемый Гигиным жыр якобы происходил в Страсбурге, куда идеолух попал на слушания ПАСЕ по следам событий 19 декабря в Минске, в аккурат перед тем, как угодить в список невыездных чинодралов при «бабацьке». Интересно, а как должна была звучать речь профессора по-английски? «Hey, folks! Wazza be a cool performance!» Звучит охренительно, не правда ли? Особенно в устах профессора французского университета.

Конечно, можно долго, горячо и сколько угодно аргументированно доказывать тов. ФГигину, что во Дворце Европы не бывает «опустевших холлов»; что «тихо-тихо, оглядываясь по сторонам», в Европе не разговаривают даже исламские радикалы (вот уж кого стоило бы заткнуть раз и навсегда);  что «следить за успехами нашей страны и восхищаться» может разве какой Бобик Мугабе, поскольку наиболее впечатляющие «успехи» заключаются в наращивании лоботомированного поголовья операторов резины дубиновой; что любой представитель любой страны в СЕ понимает — всякому здоровому государству оппозиция необходима, если оно не желает плохо кончить, подобно Зимбабве, так что дело вовсе не в «так принято» и не в «уловлении политической моды», а в элементарной логике, — но это, разумеется, артель «Напрасный Труд». Вадима Францевича не интересует реальность. Его задача — плодить фантазии. Разум главреда спит — уж и не знаю, какими веществами балуется тов. Гигин, чтобы нести эдакую околесицу.

Одно меня озадачивает: на кого, собственно говоря, рассчитана подобная «пропаганда»? Доярки-многососочницы наверняка не читают «Беларускую думку», а читатели этого «органа печати» сами, пускай и «тихо-тихо, оглядываясь по сторонам», прекрасно знают, как всё обстоит на самом деле. Не иначе, как тов. Гигин гранты отрабатывает?! Ай-яй-яй, как нехорошо!Убожество идеолухической фантазии феерично и объяснимо только с точки зрения медицины: его причина — эндемический йододефицит. Столь унылый выхлоп мог издать только безнадёжный двоечник, так и не усвоивший азы годной пропаганды. Примерный ученик д-ра Гёббельса, коим хромоногий мерзавец — духовный «бацька» нынешних белорусских пропагандончиков — мог бы гордиться, нимало не тужАсь, выдал бы что-нибудь повеселее!

«Выглянув в окно, я увидел стоящих друг у друга на голове жителей заштатного городка Страсбург, где вечно собираются на свои толковища ПАСЕ и ОБСЕ, по колено в грязи. Зрелище было столь отвратительным, что я, зажав рот ладонью и насилу сдерживая рвотные позывы, ринулся в туалет типа «сортир» — в нищей, истерзанной корпорациями и демонтажом социальных институтов, утопающей в грязи Европе остались только такие. Моё чуткое обоняние безошибочно указывало направление к цели. Завернув за угол, я едва не налетел на толпу здоровенных негров, тискавших изящную белокурую француженку, — на бедняжке из одежды оставались одни очки с сильными диоптриями. Бедная Европа, грустно подумал я. Умоляющий взгляд француженки показался мне знакомым. Ба, да это же та самая мадемуазель Мари, преподаватель изящной словесности одного из прозябающих, финансируемых по остаточному принципу, французских университетов, что горячо уговаривала меня не поддаваться нажиму Запада сегодня утром, когда мы давились в очереди за суррогатным кофе в плохо освещённом буфете Дворца Европы! Один из негров грубо толкнул меня пятернёй в живот, прервав моё недоумение, заорал «Merde!» и, отвесив мне подзатыльник, пошло расхохотался. Силы были неравны…»

А что?! Настоящая пропаганда обязана быть разнузданной! Иначе какая же это пропаганда? Да и вообще, чего — или кого — стесняться-то? Мифического профессора, «пристально следящего за успехами нашей страны» по блогу Гура-глюка? Ха-ха!

Не соблюдая трёх золотых правил пропаганды, Вадим Францевич рискует не добиться желаемого анестезиологического эффекта, а, значит, навлечь на себя ярость работодателя. Это будет посильнее гнева мифического профессора! Так уж и быть, открою тайну этих правил пропагандистской безупречности: «Худший враг любой пропаганды — интеллектуализм»; «Мы добиваемся не правды, а эффекта»; «Чтобы в ложь поверили, она должна быть ужасающей». Без ложной скромности полагаю, что мой текст куда профессиональнее гигинского. Может, беда главреда в том, что он всего-навсего кандидат несуществующих («политических») наук, а не доктор, подобно духовному предку? Впрочем, у д-ра Гёббельса, несмотря на впечатляющие тактические достижения, стратегическая линия явно не заладилась: он плохо кончил. Ничего удивительного в этом нет: пропаганда, в отличие от планирования и проектирования будущего, опирающегося на развитое общество и публичную дискуссию, формирует всего-навсего псевдореальность. При столкновении с реальностью симулякр неизбежно и неотвратимо рушится. Правда, обломки его могут пребольно ранить, а то и убить, о чём творцам симулякров следует помнить. Но вместо этого они продолжают жалкие попытки потроллить ненавистную Европу:

«Кстати, сам Гигин предполагает, что он в «чёрном списке» оказался надолго. В комментарии журналистам по поводу включения своей фамилии в стоп-листы Евросоюза, он заявил, что «лет через десять-двадцать надеется зайти в Париже в мечеть Парижской Богоматери, а также пройтись по пыльным многонациональным и многоязычным лондонским улицам», — сообщает офонаревшему читателю сайт газеты «Народная воля».

Обида главреда отдаёт инфантилизмом, свойственным всем «сучасным» белорусским «вершкам». Между тем даже жуир и магнат Берлускони «друга Сашу» не поддержал: «Наплеванто на законо — невъезжанто в Еврозоно», и вуаля — чао, бамбино, чао! Но бог с ним, с Кавалером.  Судя по комментариям читателей, мало кто из них понял, что предыдущий абзац — именно троллинг: «юмор» Гигина так тонок, что его можно принять за трещину в тарелке. Поясняю: «Мечеть Парижской Богоматери» — роман-антиутопия Елены Чудиновой, в котором Европу заполонили-завоевали мусульмане; «пыльные многонациональные и многоязычные лондонские улицы» — из той же «оперы». Впрочем, после заявлений канцлера ФРГ Меркель и премьер-министра Кэмерона, а также в связи с широчайшим общественным резонансом вокруг книги Тило Саррацина, претензии Гигина на визионерство пахнут, как осетрина второй свежести, и звучат по меньшей мере несерьёзно — в точности, как и обвинения против двух российских граждан «за участие в массовых беспорядках». Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?! Вакханалия арестов и погромов, не утихающая с 19 декабря прошлого года по сию пору, превратит Синеокую ™ ® в подобие Ирана и Северной Кореи — и не «лет через десять-двадцать», а гораздо скорее, если только народ не поднимет на вилы всяких «шклоўскіх цароў» вместе с придворными идеолухами и воспевателями «авторитарной модернизации», на проверку оборачивающейся анальной герметизацией: вместо культурно-экономического обмена с технологически передовыми державами планеты беларусам, стараниями Гигина и его «патрона», навязывается общество изгоев, мечтающих затащить человечество в свой то ли исламский, то ли чучхейский «рай». Морды в тряпках и раком в борозде, чтобы не помереть с голодухи — хорошенькое будущее приготовили нам всякие венесуэлизаторы.

Спасибо большое, мы всё это уже пробовали. Жрите сами!