Четверг, 28.03.2024, 13:59
Приветствую Вас Гость | RSS

Навигация
Услуги

Весь мир — наш!

Главная » Статьи » Проза » Леонид Шнейдеров

Германия — рай для ненормальных. Часть вторая

Утром после завтрака мы зашли с комнату отдыха послушать теленовости и попали как раз в тот момент, когда министр внутренних дел Германии Томас де Мезьер, заявил об усилении контроля безопасности в стране. Он также сообщил, что компетентные органы в Германии по борьбе с терроризмом, установили принадлежность посылок с взрывчаткой к террористическому гнезду, расположенному в Йемене. Я лишний раз убедился в правоте Петера.

От нашей клиники до центра города было километров десять и через пару часов мы на маршрутном автобусе приехали в Сити. Прежде, чем идти в галерею, куда непрерывным потоком шли люди со всего города, мы нашли укромное местечко возле павильончика, где торговали пивом и пиццей. Рядом стоял ларёк, где бойко торговали варёными каштанами. На небольшом тупичке за павильоном стояли две легковушки. Вероятно, это был транспорт тех, кто работал в этом павильончике. Петер выпил кружку пива, курил, бросая нахальным голубям, крошки от пиццы. Вдруг на этот тупичок, кто скорей всего, не числился ни платной, ни специальной автостоянкой для служебного транспорта, подъехал старенький «Пежо». Оттуда вышел смуглый мужчина с бородой. Это же надо, точная копия известного террориста Бин Ладена, кого мечтал поймать Петер.

— Я же говорил, что он в Германии скрывается. Эти придурки, американцы делают вид, что ищут его во всём мире, — прошептал мне Петер.

Через пару минут к машине подошёл паренёк явно мусульманской наружности, поздоровался с бородатым. До нас доносились только обрывки слов, но говорили они не по-немецки и при этом ещё энергично жестикулировали. Устав прислушиваться, Петер приблизился к ним поближе. При этом он изображал из себя сборщика пустых бутылок. Тут их в нашем городе полным-полно. Как утверждал мой сосед— эмигрант из России, то за месяц можно набрать и сдать бутылок евро на триста. Вполне хватит на месячное питание с куревом и парой бутылок пива в день. Петер так старательно рылся в урнах, что эти двое муслимов, даже не прореагировали, что он почти вплотную приблизился к ним. Они поговорили, затем бородатый вытащил из багажника темный рюкзак и передал его молодому. Они, как по команде, посмотрели на часы. Молодой повесил рюкзак на плечо и направился в сторону галереи. Достав мобилку, Бородатый поговорил немного и, закрыв дверцу машины, отправился вслед за молодым. Петер перестал рыться в урне, вернулся ко мне, и от его рук пахло чем-то прокисшим и противным.

— Бородатый назначил встречу на этом месте, ровно через два часа, — сообщил мне Петер. — Он последние фразы говорил по-немецки, но с таким варварским акцентом, что хотелось его придушить живьем. Мне эти люди не внушают доверие, а полицейской чутьё подсказывает, что они опасны. Додик, ступай за ними, стараясь, не попадаться им на глаза. Следи, чем они будут заниматься в здании. Я постараюсь вскрыть машину, покопаюсь внутри. Встретимся в галерее.
— Зачем нам надо следить за ними и копаться в их машине? — спросил я. — Попадём в полицию, и таких чертей дадут. Мы два пациента психушки и занимаемся уголовщиной. Вдруг социалпособие мне урежут, а тебе пенсию отменят. Кто тогда кормить нас будет?
— Форвертс, идиот! Выполняй мои команды. Я лучше тебя знаю, кто такие эти два ублюдка.
Я не стал спорить с Петером. Скитаясь по психушкам и школам для умственно неполноценных детей, я привык подчиняться и не спорить.

Я увидел бородатого и молодого в на первом этаже торговой галереи. Они находились в самом углу просторного зала. Направо от них был «Шлекер», где продавали всякие парфюмы, мази и натуральные лечебные и оздоровительные препараты. Слева — китайский ресторанчик, куда прибегали любители пожрать, посетившие торговую галерею, после того, как они перекусили в Макдональдсе, расположенном неподалёку. У немцев всегда на первом месте — жратва, потом — визиты к врачам и походы по фитнессам. А на третьем месте — подготовка к отпуску, к которому они старательно готовятся весь год. И всякого рода вечеринки, которые они нежно называют: парти.

Я встал за кадушкой с высоким фикусом, наблюдая за этими двумя людьми, кто мне совершенно ничего не сделали, мирно беседовали, сидя на скамейке. Они даже не предполагали, что какой-то Додик Ортопедов, — пациент главной и единственной психиатрической больницы этой земли— пристально наблюдает за ними. Я подумал при этом, что у Петера началось сезонное обострение шизофрении. Не исключено, что оно было вызвано, каким-то стрессом, или ещё чёрт знает чем. Этого ни один корифей психиатрии не знает, потому, как шизофрения практически не лечится, но врачи стараются предупредить очередное обострение, чтобы как-то медикаментозно его ослабить.

Я заметил, что эти двое опять дружно посмотрели на часы, и молодой сказал бородатому что-то смешное. Тот засмеялся, хлопнул молодого по плечу. Они встали и направились в китайский ресторанчик. И тут вдруг меня осенило, что молодой, почему-то не взял тёмный рюкзачок, полученный от бородатого на улице. Я хотел подойти к нему, напомнить, что он забыл свой рюкзак, но решил лучше дождаться Петера. Я уже стал волноваться, подумал, что его прихватили секьюрити, кто охраняют эту торговую галерею, или полицейские.

Я подошёл к скамейке, где недавно сидела эта парочка, разозлившая Петера, но не увидел рюкзака. В урне для мусора его тоже не оказалось. И под скамейкой было пусто. Но ведь молодой вошёл в здание с рюкзаком. Я не смог его найти и увидел Петера. Он шёл по залу и в руке у него был белый кейс. Но когда мы поехали в город, то у Петера был только его маленький рюкзачок за спиной. Я стал махать ему рукой. Он увидел меня, подошёл и спросил шепотом, где эти два бандита?

Я сказал, что они обедают в китайском ресторане, объяснил также, что молодой, куда-то засунул свой рюкзак. И в ресторане он сидит без рюкзака.

— Если они вошли с рюкзаком, но уйдут без него, то тогда ясно, с кем мы имеем дело, — сказал Петер. — Посмотрим, какой сюрприз хранится в кейсе, который я украл из « Пежо».
— Ты сильно рисковал, если бы сработала сигнализация, тебя бы поймали на месте.
— Додик, мне противно и смешно слушать бред твоего детского слабоумия. Я профи, полицейский и могу вскрыть без шума любую машину с противоугонным устройством. Меня этому научил один русский немец в Дрездене. Я ловил его три года, но всё же, однажды прихватил с поличным и посадил, Потом мы стали друзьями и он меня многому научил. Золотые руки и золотая голова у этого парня. Я хочу сделать его финансовым директором нашей партии свободных умалишённых. Он умеет делать деньги из воздуха, а политическая партия без денег, как гитара без струн.

Петер положил на скамейку кейс, достал из кармана длинный тонкий щуп с бородками по всей длине, сказал, чтобы я убрался подальше шагов на десять. Потому, как я не полицейский. Не давал присягу служить Германии, Конституции и Закону. Он покопался с кейсом буквально несколько секунд, открыл крышку, но тотчас её захлопнул. При этом у него было такое лицо, как — будто он увидел живую гадюку. Он махнул мне и рукой и когда я подошёл к скамейке, поднял крышку кейса. Он был набит пачками денег.

Петер закрыл крышку и защёлкнул замки.

— Одно из двух: или это — два наркокурьера и тогда в рюкзаке окажутся наркотики, или же они — террористы. И тогда в рюкзаке окажется взрывное устройство. Надо срочно найти рюкзак. У тебя есть деньги, чтобы купить какое-нибудь блюдо в этом ресторанчике, и понаблюдать за этой парой монстров.
— У меня есть один евро и тридцать центов.
— С такими деньгами по ресторанам не ходят, — хмыкнул Петер и, достав из кейса стоевровую купюру, протянул её мне. — Постарайся сесть неподалёку и если они будут говорить по-немецки, послушай, о чём они говорят. Если я не найду рюкзак, придётся их задержать. Без оружия это проблематично, но может быть, помогут ребята из секьюрити. Хотя, как правило, большинство из них не имеют навыков профессионального задержания.

Я отправился в китайский ресторанчик, удивляясь Петеру, кто с такой лёгкостью, присвоил чужие деньги, и теперь распоряжается ими, как своими. Заняв вдвоём столик, бородатый и молодой уставили его тарелками, с аппетитом работали челюстями. Видимо, они сильно проголодались. Я заказал себе традиционную китайскую вермишель с острым тёмным соусом и гарнир из маринованных грибов с овощной подливой. Китаец на кассе недоверчиво крутил мою купюру, пристально смотрел на меня. Наверное, я не внушал ему доверия. Ехидные люди эти китайцы. Во всех ситуациях жизни они предпочитают улыбаться. Но делают это уж очень неискренне. Он позвал своего начальника. Тот вышел из кухни, покрутил мою купюру, зачем-то понюхал её и, положив в кассовый ящик, выдал мне сдачу.

Я устроился за соседним столиком и безо всякого аппетита жевал вермишель, боясь прозевать момент, когда эти двое насытятся, и выйдут в зал. Они уже приступили к десерту, и официантка принесла им по второй чашечке кофе. Всё это время они не проронили ни слова, словно это была трапеза глухонемых. Чтобы не вызвать у них подозрение, мне пришлось съесть мой заказ через силу, хотя в своём отделении в психушке, я плотно позавтракал и съел много фруктов, которые постоянно лежали у нас в столовой на специальном столике. Там же стояли различные фруктовые соки. Такого изобилия я не видел в советских областных психушках, где общепитовцы относили всё самое вкусное и питательное нашему начальству. А остальное уворовывали здоровенными кошёлками, которые они еле тащили через двор психушки, к ближайшей автобусной остановке.

Выпив кофе, молодой и бородатый поднялись и направились к выходу. Я направился следом. В этот момент у бородатого включилась мобилка. Он вышел в коридор, а мне, чтобы не уходить далеко, пришлось делать вид, что я завязываю шнурки. Прижав мобилку к уху, бородатый слушал, кивал головой, в знак согласия. Потом он сказал по-немецки, что Джейн приехала и устроилась на старой квартире. И ещё он уточнил место встречи: у входа в «Карштадт»», и сообщил, что через минут десять они будут на месте. Затем они направились на выход из торговой галереи. Я увидел через просторные стёкла главного входа галереи, что они идут не в сторону «Пежо», а в другую сторону, по направлению к магазину «Карштадт».

Петер незаметно подошёл ко мне, хлопнул по плечу.

— Я видел, что они направились не к машине, а совершенно в противоположную сторону. Интересно, о чём этот бородатый ублюдок болтал по телефону?
— Он договорился с кем-то встретиться возле входа в «Карштадт». И ещё он сказал, что девушка Джейн приехала и устроилась на старой квартире.
— Ах, вот оно что, — засмеялся Петер, — теперь мне всё  понятно. Чтобы ты знал, Додик, на сленге наркодельцов, Джейн означает марихуану. Понятно, что эти двое — наркокурьеры мусульманской группировки наркобизнеса. Надо отдать им должное, они придумали интересный тайник. Значит, в рюкзаке наркотик и к вечеру сразу же после закрытия, кто-то из их агентов, спокойно заберёт рюкзак, и отнесёт его по назначению. Скорей всего, этот крот-агент работает в галерее. Я нашёл этот тайник и этот рюкзак, за который этим наркокурьерам полагался кейс с деньгами. Рюкзак лежит за керамическими вазонами с цветами, в двух шагах от входа в шлеккер. Так как я временно не нахожусь на службе, и на меня не распространятся статьи дисциплинарных и уголовных наказаний, то я украду этот рюкзак и постараюсь продать его содержимое с помощью одного моего приятеля, бывшего полицейского. Он на пенсии. Это он пригласил меня в Саарланд, пожить у него, потому, как он одинок, ему скучно проводить время со своими кошками, собаками и канарейками. И кейс, и этот рюкзак с запрещённым товаром — наша законная добыча. Додик, немедленно отвези кейс к себе домой, спрячь в подвале, чтобы никто не видел, не вздумай даже матери о нём рассказывать. Если ты проболтаешься обо всём, что ты здесь видел, то я тебя ночью задушу в палате. Я не знаю, когда вернусь, потому как реализовать такое количество наркотика — не простое дело. Вдруг у этих наркокурьеров деловые связи с местными полицейскими из управления по борьбе с наркотиками? Альзо! Слушай и запоминай. Мы с тобой утром вышли из нашего отделения, приехали в город на одном маршрутном автобусе. Потом наши пути разошлись, и ты меня не видел. Это ты должен даже под пыткой сказать.
— Но почему меня должны пытать? Я же ни у кого ничего не крал и машины не курочил, — пробормотал я, чувствуя, как от страха, и от всего, что мне тут наговорил Петер, я обмочусь на месте. У меня от страха всегда молниеносно срабатывал мочевой пузырь.
— Кроме меня никто тебя пытать не может. Я его прибью сразу. Ты — мой подчинённый, первый заместитель нашей партии. Поэтому скажи мне на прощанье «Яволь», и езжай домой.

Он протянул мне кейс, улыбнулся, и больно хлопнул по плечу. Я пробормотал: «Яволь», и, чувствуя, как горячие струи мочи стекают по ногам, стремясь наполнить туфли, зашагал к выходу. Петер отправился в другой конец зала, забрать рюкзак с наркотиком.

Мне повезло, что не пришлось долго ждать автобуса, потому как на стоянке уже начали принюхиваться пожилые немки, у которых нюх развит сильнее, чем у сыскной овчарки. К счастью, я не застал дома папу с мамой. Наверное, они отправились в «Реал» поискать дешёвого мяса. Раньше в этом «Реале» всегда можно было купить немного просроченные продукты и туда толпами стекались социальщики из всего города. Теперь недельное снижение цен – штука весьма редкая. Я отнёс кейс в наш подвал, спрятал его под сумками с разным хламом, который мама собирала годами, но ей было жалко его выбрасывать.

Тут я вспомнил, что у моей подруги Сабины, сегодня день рождения. Ей исполнилось двадцать пять лет. И она попросила меня помочь ей сделать праздничный пирог. При нашем отделении есть кухня, где можно приготовить любое блюдо, испечь пирог из своих продуктов. Но требуется разрешение дежурной старшей медсестры. Я прожил тридцать один год и никогда не встречался ни с одной девушкой, даже понятия не имел, что такое секс с женщиной. И буквально две недели тому назад, когда я познакомился с Сабиной, это случилось в лесу, неподалёку от нашей больницы, на широкой деревянной скамейке, прозванной кем-то в шутку: «ложе любви».

У Сабины серьёзный диагноз. Она — шизофреничка и не менее двух раз в год ложится на профилактику в нашу больницу. Ей постоянно снятся кошмары, и донимает внутренний голос, постоянно искушающий её. В четырнадцать лет отчим принудил её стать секс-служанкой, напугав её тем, что, если она откажется выполнить его условия, то он бросит её мать. Сабина согласилась. И три года это чудовище, её отчим, использовал ребёнка, как последнюю проститутку. А когда ей было восемнадцать, то пьяный отчим стал зверски избивать маму Сабины. Когда она заступилась за мать, то и ей досталось. Тогда она взяла в кухне разделочный нож и убила отчима. Она мне рассказывала, что постоянно желала смерти своему отчиму. После того, как она его пришила, Сабина почувствовала невероятное облегчение, и впервые за много лет сладко и крепко заснула в полицейском участке, куда её привезли в наручниках. Потом начались всякие экспертные комиссии, и выяснилась, что она — врождённая шизофреничка.

Вообще-то педофилия и серийные убийства детей на сексуальной почве очень характерны для Европы, в частности, для Германии. Ни одного дня не обходится, чтобы телевидение не показала репортаж об очередном ребёнке, изнасилованном и замученном маньяками. Как нам рассказывал на лекции врач-лектор из главного корпуса, где располагается управление психиатрической больницы, то эти преступники — психически больные люди. И те, кого уже изловила полиция, и посадили в тюрьму, и те, кто ещё прячутся от правосудия, замышляя очередное зверское убийство несчастного ребёнка. Если так дальше пойдёт, то в Германии не хватит больниц и тюрем для психически больных преступников. Преступлений на почве наркомании и бандитизма с ограблением и нападением на банки и ювелирные магазины тут тоже хватает. Мне рассказывал один русскоязычный писатель, с кем я познакомился в психушке, что в Германии орудует мощные банды воров в законе из России. И что в самом начале еврейской эмиграции один еврей Боря из Риги устроил по подложным метрикам приезд в Германию и постановку на жилищный учёт около сотни воров в законе. Им надо было срочно спастись от тюрьмы и укрыться в надёжном месте. Все они с фальшивыми метриками на еврейские фамилии несуществующих бабушек и дедушек, устроились в Германии, как у Бога за пазухой. Открыли тут бордели, казино, торгуют контрабандной водкой и сигаретами, захватили рынок наркотиков и проституции в свои лапы. И вот в такое тяжкое для Германии время уголовного наплыва классный специалист полицейский Петер проводит время в стенах психушки.

Я переоделся во всё чистое и сухое. Но в спешке забыл заменить мокрые, остро пахнущие мочой носки. Придти с пустыми руками — это выглядело бы отвратительно по отношению к моей первой женщине. От той сотни, что мне дал Петер, после того, как я на три евро пообедал в китайском ресторане, оставалось девяносто семь евро. Я решил их потратить на цветы и подарок для Сабины. На обратном пути в психушку я купил за двадцать евро букет цветов. В русском магазине «Восток», который держит семья российских немцев из Казахстана, я выбрал в крутящемся ювелирном шкафчике со стеклами золотую цепочку русского золота за восемьдесят восемь евро. Продавщица поместила эту цепочку в узкий футляр с бархатным покрытием.
Пару часов времени ушло на ожидание автобуса и на дорогу. Когда я появился в нашем отделении, то в кухонном блоке было пусто и чисто, а в палате Сабины никого не было. В большой курилке, куда собираются посидеть, покурить и поточить лясы, больные из разных отделений клиники, Сабины не оказалось. Женщины и девушки с уважением посматривали на мой букет, понимающе мне улыбались. Вокруг нашей больницы, которая известна в Германии и даже в соседней Франции, куда рукой подать, и нет никаких пограничных границ, сплошные леса. У Сабины здесь много потайных любимых уголков, где она предпочитает отдыхать в одиночестве. Или же разрешает мне её сопровождать, или предлагает заниматься сексом на нашей скамейке. Вообще-то пациентам клиники это строго запрещено, но все почему-то с удовольствием это делают и не боятся, что их могут выгнать из больницы, и больничная касса не оплатит курс лечения или реабилитации. За всё это время, что я уже второй раз попадаю в эту классную клинику, никто из больных не пожаловался начальству больницу на тех, кто пользуется этим укромным уголком, и широкой скамейкой.

Я проплутал не менее часа по лесу, чуть было не заблудился и вдруг увидел Сабину на её любимой полянке, где птицы свили массу гнёзд, вдали от шума городского и людей, которые всё вокруг засоряют. И от кого лучше всего прятаться в глухой лесной чащобе. На этой полянке рос дуб-долгожитель, но однажды в него шарахнула шаровая молния и превратила его в обгорелую труху. От этого лесного исполина остался только огромный, в два обхвата, пенёк. Заслышав мои шаги, Сабина обернулась, и я увидел, что она расстроена и одновременно удивлена.

— Додик, почему ты не пришёл мне помочь приготовить праздничный пирог и накрыть стол? Это даже не норма поведения воспитанного человека, а дань уважения близкой женщине.
— Прости, Сабина, просто так по-дурацки получилось, я долго не мог выбрать тебе подарок, и всё это отняло столько времени. Я опоздал и подвёл тебя и гостей.
— Подарок? — спросила она. — Ты ходил к маме, рассказал про нас и попросил у неё денег на цветы?
— Нет, Сабина, я ещё не говорил маме, что ты моя фройндин, что мы делаем секс, и денег на подарок у неё не просил. Эти деньги я получил от моего друга, кому я помогал в одном деле. Но я тебе ничего не стану говорить, потому что это большая тайна.
— Раз тайна, значит, не говори, — согласилась она.
— Сабина, поздравляю тебя с днём ангела, как вы немцы любите называть свой день рождения, это тебе цветы и золотая цепочка из русского золота.
Я вручил Сабине цветы и коробочку с цепочкой.

От неожиданности она на какое-то время просто онемела от удивления и восторга. Потом положила на пенёк букет, бережно открыла коробочку, воскликнула:

— О, майн готт, дас ист вундербар, прима, супер.

Немцы, под различные оттенки настроения обязательно упомянут майн готт, даже те, кто в бога не верит, и не ходит в их протестантские и католические кирхи. Но когда они хотят выразить степень своего восторга, то такие слова, как вундербар, супер, прима, люксус, перфект употребляют широко, повсеместно, независимо от пола и возраста.

— Додик! Любимый мой мальчик! Но ведь это очень дорого, а ты не работаешь и живёшь за счёт пособия? Мне ещё никогда в жизни ни один мужчина не дарил подарки. Это просто фантастиш!

Она плакала, целуя коробочку, и подойдя ко мне, стала целовать мне руки, чем жутко смутила и напугала. Ещё никогда в жизни мне никто не целовал руки. Я часто видел по телевидению, как верующие католики, целуют руки Папе римскому, приятному улыбчивому старичку, но не понимал, зачем и для чего они так делают.

Я достал цепочку, открыл несложный замок, попросил Сабину повернуться ко мне спиной, и закрыл замок цепочки. Она была ей как раз впору. Сабина обняла меня и нежно поцеловала в губы, отчего меня всего заколотило, и я почувствовал, как тот, кто прячется за ширинкой, проснулся. Сабина это тоже почувствовала и ласково провела меня по вздыбившемуся бугорку на брюках.

— Хочешь, мы займёмся сексом на этом удобном пенёчке?
Я так возбудился, что от радости замычал и затряс головой. Но вдруг она поморщилась, хлюпнула пару раз носиком и, скривившись, недовольно спросила:

— Додик, почему от тебя так ужасно воняет? Ты, что не был утром в душе? Не поменял бельё?

Противные, дурные запахи убивают в женщине всякое желание.

Чуть не плача от стыда и досады, я честно объяснил ей, что на почве нервного испуга, я уписался в городе. Когда приехал домой, переоделся во всё сухое, но не догадался принять душ и переодеть носки. Это проклятые носки дают о себе знать.

Сабина улыбнулась, потрепала меня шутливо по щеке.

— Додик, хоть ты старше меня, но я всегда почему-то чувствую, что ты ещё такой беззащитный ребёнок. Мне даже кажется, что я намного старше тебя и знаю об этой жизни всё, что тебе не дано понять и познать. Может, это и лучше для нас обоих, что ты ещё сущий ребёнок. Ты такой чистый, ласковый мальчик, а вокруг одно мерзкое мужское зверье, готовое ради своей похоти убить в себе крупицы человека. Давай, сделаем так. Я тебя сейчас поласкаю и побалую твоего возбудившегося дружка, а завтра, когда ты будешь вкусно пахнуть, мы придём на нашу скамейку и отметим, как следует, мой день рождения.

Сабина села на пенёк и сказала:

— Шац! Положи брюки на траву, иди ко мне.

В это короткое слово немцы и немки вкладывают столько смысла и значения, что приезжему в Германии по делам или по туристической путёвке это никогда не понять и не почувствовать. И только тогда, когда я стал встречаться по-серьёзному с Сабиной, то узнал, что же это такое за чудо и наслаждение— любовь и ласка женщины, которой ты не противен или безразличен, а совсем наоборот — очень даже дорог и приятен. Через несколько секунд я стонал, выл, охал — в общем, нарушил тишину этой заповедной поляны. Удивлённые птицы из многочисленных гнёзд, свитых в листве деревьев и густом кустарнике, закружились над поляной, стремясь понять, чем это занимаются люди, от которых нигде нельзя укрыться, даже в густом лесу.

Когда мы вернулись на территорию больницы и проходили мимо главной курилки — места встреч пациентов из разных отделений — я заметил, как равнодушно воспринимают мужчины появление Сабины с букетом цветов. Женщины, среди которых было много знакомых моей подружки, реагировали совсем по-другому. Мне даже, почему-то показалось, что не говоря ей ничего, не проронив ни слова нам вдогонку, они, как-то по-своему, по-женски, успели обменяться с ней впечатлениями и обсудить всё, что их заинтересовало.

Придя в свою палату, я не увидел Петера. Видимо, он решил прийти к ужину. Первым делом, я отправился в душ мыться и постирать носки. Запасных носков я не обнаружил. Наверное, мама просто забыла их положить. Палата у нас небольшая, рассчитана на троих пациентов. Когда я пришел из душа в палату, то почувствовал, как дурно пахнут мои туфли. Пришлось их помыть горячей водой с шампунем в умывальнике.

К пересмене дежурных медсестёр Петер не явился и та медсестра, что сдавала смену, спросила у меня, не знаю ли я, куда это отправился Петер Вагнер, ведь многие из нашего отделения видели, как мы садились на один автобус, направляющийся в город? Я ответил, что мы действительно ехали на одном автобусе. Но на этом автобусе ехало много пациентов из других отделений. И объяснил ей, что в городе я пересел на трамвай и поехал к себе домой. Куда направился Петер Вагнер, я не знаю. К отбою Петер не вернулся и я подумал, что у него могут возникнуть неприятности, потому как пациенты, кому разрешено покинуть клинику в выходные дни, обязательно должны вернуться к ужину и занять свою койку к отбою. Если не явился в клинику к положенному времени – могут быть неприятности. Это является грубым нарушением дисциплины. Запросто могут выгнать из отделения, и потом не оберёшься неприятностей с больничными кассами и лечащими врачами.

Леонид Шнейдеров

Продолжение следует
Категория: Леонид Шнейдеров | Добавил: litcetera (23.02.2011) | Автор: Леонид Шнейдеров
Просмотров: 2052
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Форма входа
Логин:
Пароль:
Поиск
Статистика
 Германия. Сервис рассылок
НОВОСТИ ПАРТНЁРОВ
ПАРТНЁРЫ
РЕКЛАМА
Arkade Immobilien
Arkade Immobilien
Русская, газета, журнал, пресса, реклама в ГерманииРусские газеты и журналы (реклама в прессе) в Европе
Hendus