На моем столе долго-долго стоял алебастровый ангел. Ангел опирался на копье и саркастически ухмылялся. Эта его ухмылка и небрежная поза были довольно противны. Противны на столько, на сколько вообще противна может быть вещь, подаренная особой, что так долго морочила тебе голову, а потом принесла в твой дом дурацкую статуэтку и... исчезла, растворилась в пространстве. Возможно, что дурь, не знаю, но я все никак не мог его вышвырнуть, а он, этот ангел, вслед за ней продолжал морочить меня. В принципе, я понимал, что это - всего только наглый кич, что никаких таких бурных эмоций он вызывать не может, не должен, потому что он тоже, как и дарительница его – всего только... Стоп! Дальше не стоит. Дальше можно зайти чересчур далеко...

Нет больше Лапика. Доброго, всегда позитивного, в любое время готового примчаться на помощь Лапика. Инфаркт! Никогда, за множество лет общения, не говорил он, что у него есть проблемы с сердцем. Ни разу даже не упомянул, даже вскользь. И вот Лапика больше нет. Но я помню о нем и, до смерти своей, не забуду.

Мышеловка c давнишних времён лежала в пыли под диваном и блаженно бездельничала. Обитатели старого дома про неё просто-напросто позабыли. Когда-то её стараниями отовсюду отвратительных грызунов извели, и они в этом здании уже множество лет не водились. Потому теперь не было в мышеловке никакой абсолютно надобности. Оттого и валялась она сиротливо и без всякого дела – в бессрочном забвении.

От автора.

Все персонажи и описываемые события являются вымышленными. Любое совпадение с реальными людьми или событиями случайно.

                                                                                                          Да покроет он меня

                                                                                                          Лобзаньем губ своих.

                                                                                                           Да станет гибкий

                                                                                                          Стан мой

                                                                                                          Станом для него.

                                                                                            Как бы царь Соломон, “Песнь песней”

И завершились первые сто лет III-го тысячелетия.

И сумели люди разгадать многие тайны жизни и смерти, и возгордились люди, и поставили себя, выше Бога. И обуяла гордыня весь род человеческий, невзирая на расы, и цвет кожи. И забыли люди о заповедях Божьих, и пробил их час. И свершилось то, о чем предупреждали пророки и ясновидящие, все те, кому был дан талант заглядывать в будущее.

И проникла на Землю страшная космическая болезнь, и оказались бессильны перед ней наука, и медицина. И в одночасье погибли люди на всей Земле. И там, где когда-то бурлила жизнь в многомиллионных городах, поселились кладбищенский покой, и мертвая тишина.

И остался один человек на Земле, перед которым космическая эпидемия оказалась бессильна. И был он преклонного возраста – еврей из города Бердичева, где испокон веку жили его предки, и откуда разлетелись по белу свету, потомки его, в поисках счастья и удачи.

– Майк, – позвонил мне мил друг Григорий, по прозвищу Пан-атаман за лидерство, бархатный голос и деловую журналистскую хватку, – что не забираешь тумбочку. Я ее держу, а соседи зарятся…

После обретения Молдавией независимости Гриша уволился из Кишиневского  телецентра. Жена уехала с детьми к родителям в Петрозаводск, а он оставался ремонтировать и продавать кооператив.

Я подошел к вечеру. Атаман перебирал в нетопленной квартире свой фотоархив, согреваясь чаем, а ненужное сбрасывая на пол. За темнеющим окном рушилась страна, которую мы знали, а новой еще не было.

Телецентр был полон юных служивых прелестниц. Они смотрели на нашу обувь и брюки, а мы – на губы и глаза.

А по нраву были чуть постарше, как когда-то в школе нравились красавицы-девятиклассницы, без церемоний отбиравшие у меня, шестиклашки, рогатку. А они могли еще и треснуть.

Независимость и самодостаточность стояли в подтексте.

*Склонный к экзотике танкист МГ, на гришин манер, напросился на вечер к Инге, начальнице оформительского отдела. Инга, как многие художники, оказалась земной и без экивоков – посмотрела оценивающе и трезво сказала:

– Ну, тогда уж сразу с чемоданом, и купите по дороге продуктов.

Э, нет, мы  попали не в ту сказку, – подумал МГ. И передумал.