— Слышишь, Миша. В этом городе живет твой родной дядя, Натан. Он уже лет десять, как приехал на ПМЖ. Может, позвоним ему, сходим, пообщаемся?

— Я, его, зануду, с детства терпеть не могу. Он все время заставлял меня мыть руки с мылом, чтобы цыпок не было, постоянно обзывал: шлимазлом бесоме муче. А для истинного еврея это — самое обидное прозвище. Когда я переехал из нашего Берислава, то лет двадцать с ним не виделись, и не скучали друг за другом. Ему, где-то лет восемьдесят. Дряхлый, немощный старик. На фиг он нам сдался?

У чиновника они долго не задержались. В тот день дежурила русскоязычная переводчица. Эта важная встреча обошлась без казусов и художественного мычания. Выписали им первый в их социальной биографии чек на обзаведение, и велели ждать, когда кассир на третьем этаже скрепит чек своей подписью и печатью социаламта. И тогда можно смело получать, свои заработанные еврейским рождением и немецкой демократией социальные денежки. Те самые денежки, о которых император Древнего Рима Веспасиан говорил, что они якобы не пахнут. Может, император имел ввиду римские солиды, а насчет еврочек — он явно заблуждался. Еврочки пахнут хорошей едой, которую за те же украинские гривни, если брать их один к одному, то на ридной Украине, ни в жисть не купишь.

В коридоре третьего этажа, народу полным-полно. Все чинно сидят и ждут, когда кассир их вызовет, чтобы отдать ему, эту весьма приятную во всех отношениях бумажонку чека, которой олигархи пользуются, как туалетной бумагой, и причем, без всякого зазрения совести. Ну, откуда может быть, совесть, у олигархов, смешно даже себе представить. А взамен чека вам выдадут тощенькую, но такую желанную пачечку еврочек на тебя и на твою жену-украинку, которая, только попав в Германию, начала понимать, как правильно и дальновидно она поступила, что вышла замуж за этого носатого, лопоухого, вечно неряшливого Мишу.

Наша пара присела на свободные стулья. А у Миши шило завертелось в известном месте, и все ему, кажется, что в первую очередь его родимого должны вызвать. По-немецки он ни в зуб, ни в челюсть, ни куда еще, но только ни рукой, ни ногой. Неподалеку, между двумя еще не старыми немцами, сидит усатый седой старичок, и бойко с ними балакает, аж зависть берет.

— Хорошо местным немцам, никаких проблем с языком, — с завистью говорит Миша.

— Мне что-то лицо этого седого немца кажется знакомым, —бормочет жена.

— Ира, что ты выдумываешь? Мы, всего неделя, как приехали на ПМЖ, а ты уже ищешь знакомых. Бред какой-то!

Кассир вышел в коридор, коротко выкрикнул фамилию, приглашая к себе на таинство выдачи денег в одни руки. Миша вскочил и кричит:

— Это меня! Я — Поцеватый!

Тут поднялся немец. который слева от седого старика сидел, и сердито цедит по-немецки:

— Руих, Коллега, Руих.*

И занырнул в кабинет. Проходит некоторое время, и кассир приглашает следующего посетителя, называет очередную фамилию. Вновь, взвинченный до предела ожиданием, Миша срывается с места, орет благим матом:

— Это я! Это мне чек на деньги выписали!

Другой немец, кто справа от старика сидел, посмотрел так нехорошо в сторону Миши, и говорит ему:

— Геноссе. Ду бист ганц феррюкт!**

Кассир заметил, что Миша все время рвется в двери без приглашения, а это в Германии никогда не поощряется, и рявкнул ему:

— Вартен! Зих зитцен! Орднунг!***

Перепуганный Миша, стараясь не замечать, с каким мрачным видом смотрит на него седой немец, сел, как пришибленный, и говорит жене:

— Вроде прогнал нас кассир. Я так понял, — он говорит: вертайся, и всё.

— Да, ты сядь, и не дергайся, — объяснила ему жена. — Когда до нас очередь дойдет, он тебя сам вызовет.

— А вдруг он наш чек, другому отдаст? — мучают Мишу подозрения. — Еще этот седой, противный хрыч так смотрит на меня, как будто я ему сто гривней должен.

Вскоре перед дверью кассира остались лишь седой старик и Миша с женой. Вышел кассир, произнёс одно слово и тут всякие сомнения исчезли: родную фамилию ни по-немецки, ни по-русски не спутаешь.

Миша вскочил и ходу к дверям. И седой старик, тоже шустро так подскочил с явным намерением войти к кассиру. Но у Миши уже никаких нервов не осталось. Он и выдал этому, наглючему претенденту:

— Это я — Поцеватый! Меня вызывали. Что ты, совсем оглох, немецкая морда?

А тот на чистом русском языке отфутболил:

— Я, между прочим, самый натуральный Поцеватый! Ты, каким был в детстве суетливым и глупым олухом, таким и остался. Пожизненный шлимазел, бесоме мучо. Попал в Германию, учи немецкий и не чирикай, как глупый воробей.

И так спокойно, величаво зашел в кабинет, сделал все свои дела и, выйдя, даже не взглянул на Мишу.

А у того пол по сторонам разъехался. Тут только он уразумел, что встретил своего родного дядю Натана, да еще восьмидесятилетнего старика назвал мордой.

— Дядя Натан! — просипел от ужаса Миша. — Откуда он взялся на мою голову?

— Как откуда? От верблюда! Он тут уже лет десять живет,— отвечает жена.— Я же тебе все время про него талдычу.

Вышел кассир, посмотрел на свой список, выкрикнул фамилию Миши и тут у него глаза на лоб полезли. Как так получилось, что два чека с разными суммами, а фамилия — одна. На всякий случай проверил, кто выписал чек каждому из получателей социальной помощи. Оказалось, один бератор. Тотчас позвонил ему. Тот говорит: все в порядке. Эти люди — родственники. И ошибки тут, никакой нет. Но кассира такое совпадение очень заинтересовало, и он захотел пообщаться по этому поводу с Мишей, но тот только жалобно мычит. Получив долгожданные деньги, которые у него столько нервов и здоровья отняли, шмыгнул за дверь.

Кассир позвонил своей подружке в другое учреждение и говорит ей:

— Знаешь, Утта, какая самая популярная фамилия у этих евреев-беженцев, из Украины?

— Один черт, все они — Иваны, — отвечает ему догадливая подружка, для которой эмигранты из бывшего СССР никаких особых различий не имели. — И фамилии у них непонятные, сразу и не выговоришь.

— Нет, мое сладкое сокровище. Я сам раньше так думал. А сейчас я тебе эту популярную украинскуюфамилию прочту. Ужасно непонятно и смешно: По-це-ва-тый!

* Ruhig — Спокойно.

**Genosse — товарищ. Du bist ganz verrückt.— Ты полностью ненормальный.

*** Warten — ждать. Sich Setzen — сидеть. Ordnung — порядок.

Леонид Шнейдеров