Строго засекреченная лаборатория при Российской академии наук, проводя опыты со стволовыми клетками, создала специальную вакцину бессмертия, и получила добро Кремля испробовать вначале этот препарат на дедушке Ленине, а уже потом — тайно делать прививки самым главным и полезным людям России. Опыт удался блестяще. Ильичу вкололи эту гениальную бодягу под вечер, а на следующее утро, часам к пяти, Ленин пробудился от своего затяжного сна, и с ужасом оглядываясь в совершенно незнакомой обстановке, вышел из мавзолея на свет божий. Охрана сладко спала стоя. Ленин, выдыхая всей грудью свежий, чуток морозный воздух, покрутился вдоль мавзолея и, узрев знакомые контуры Кремля, направился к Спасской башне. Первой мыслью было прийти в свой рабочий кабинет Председателя Совета Народных Комиссаров. Вторая мысль — срочно позвонить Надежде Константиновне, чтобы она не беспокоилась — он на работе.
А незадолго до пробуждения Ильича — Борис Николаевич Ельцин, покинув место вечного упокоения, испытывая хроническую жажду к горячительным напиткам, устремился в Кремль, в свой любимый президентский кабинет, где в одной из заначек, он спрятал две бутылки его любимой «Столичной».
Ленин, оказался в незнакомой обстановке и, конечно же, заблудился. Неожиданно, он увидел рослого мужчину, который спешил впереди.
— Товарищ, погодите, я заблудился, — взмолился Ильич.
Ельцин остановился, с недоумением разглядывая невзрачного мужичонку с бородкой клинышком в старомодном костюме с множеством бросающихся в глаза заплат.
— Товарищей, между прочим, вымели из Кремля и со Старой площади ещё в девяносто первом году, — строго сказал Ельцин, с неприязнью разглядывая Ленина, и неожиданно подумал, что он где-то раньше видел этого случайного прохожего. — Слышишь, мужик, мне что-то мордень твоя знакома. Ты вроде, как две капли воды, похож на Ленина. Сколько раз я собирался выкинуть его из мавзолея, а все что-то мешало. Кто ты, и как ты сюда забрёл в резиденцию президента России?
— Товарищ, я — Председатель Совнаркома Ульянов-Ленин. Если вы большевик, то немедленно проинформируйте меня, что происходит в стране, кто руководит партией и правительством? И я требую, чтобы вы провели меня в здание Совнаркома.
— Ты не очень-то командуй, — усмехнулся Ельцин. — Ваше время кончилось. Это я разогнал всю вашу гнилую коммунистическую шушеру, и я тебе не товарищ, а первый Президент свободной демократической России Ельцин Борис Николаевич. Идём, я тебе покажу свой президентский кабинет, выпьем за встречу, а пока я тебе коротенько расскажу, как народ России, руководимый мной, избавился от этой коммунистической заразы и зажил свободной, счастливой жизнью.
Приведя Ленина в свой кабинет, Ельцин первым делом нашёл две бутылки водки, которые он на всякий случай спрятал от всевидящих глаз своего главы администрации Волошина и младшей дочки-помощницы Татьяны, кто, выполняя строгий наказ жены президента Наины Иосифовны, изымали из кабинета и разных ельцинских тайников спиртное.
Задыхаясь от гордости, Борис Николаевич показал Ленину свой президентский кабинет. Он любил его даже больше своего поместья, где в последние пенсионные годы, от тоски и печали по ушедшей из рук власти, перебил из любимого охотничьего ружья несчётное количество залётных пташек. К счастью, бутылки оказались на месте, и, довольный своей долгожданной находкой, Ельцин налил в карманный складной пластмассовый стаканчик водку, и протянул Ильичу.
— Вы знаете, Борис Николаевич, я ведь в бытность свою вождём партии и главой правительства, ни капли спиртного себе не позволял. А что, голубчик, руководство России, ну я имею в виду всех тех, кто определяют внешнеполитический курс и дают указания ВЧК — ведут трезвый образ жизни или пьют без всяких ограничений?
— Скажу тебе, Ильич, так. При Сталине — пили понемногу и с оглядкой. А уж потом, когда Гуталин копыта отбросил, то остаканивались охотно и повсеместно. При Брежневе — вообще круговая пьянка процветала. Пока я восемь лет руководил государством, всё мое окружение пьянками не страдало. Скорей всего, потому, что их больше интересовало собственное обогащение. И это слово, понимаешь, иностранное, не то куроп, не то коруп. Никак его, это слово чёртово, не запомню. Ну, в общем, воровство в особо крупных размерах.
— У нас за это стреляли немедленно, как злостного контрреволюционера, — темпераментно погрозил пальчиком Ильич.
— Настрелялись, больше некуда! Перебили миллион народу. Ещё бы немного — и от России названия бы не осталось.
Ленин поморщился, деликатно промолчал и предложил тост за победу мировой революции и установления социалистического строя в Европе.
— Нет, за это пить не будем, — категорически возразил Ельцин, хлопнув ладонью по столу, — Выпьем за то, чтобы Россия, понимаешь, доказала всему миру свои неограниченные возможности. И чтобы нас, россиян, везде в мире также любили и уважали, как меня — первого всенародно избранного Президента. Зря вы всё же такой кровавый террор устроили с этим вашим нищим и голодным социализмом в обгаженных портках. Вот наши соседи шведы и финны, к примеру, построили без всяких революций и раскулачивания прекрасный социализм, без «черных воронков» и массовых расстрелов.
— Нет, батенька, позвольте с вами не согласиться, — горячо возразил Ленин, и резко, по-ораторски, выбросил правую руку вперед, вероятно, неосознанно указывая ориентир для верной дороги, — С этим российским либерально-интеллигентским говном, махровыми контрреволюционерами и представителями враждебной нам буржуазии — никаких соглашательств и компромиссов. Только карающий меч ВЧК! Я не раз высказывал Феликсу Дзержинскому, что ВЧК работает вполсилы. Никакой пощады тайным и явным врагам, и заодно всем тем, кто не сегодня, так завтра станет врагом Советской власти. Чем больше уничтожим этой антибольшевистской гнили, тем лучше и свободнее будет дышать пролетариат в отдельно взятой, социалистической стране.
— Все, Ильич, заглохни ты со своими дурацкими лозунгами! С тобой, понимаешь, не приятная пьянка получается, а какой-то жуткий саммит в психлечебнице. Последний раз повторяю: партию твою я разогнал к чертям собачьим. СССР я отправил на свалку истории одним росчерком пера.
Ленин, плача и подвывая с горя, опрокинул стопарик водки, запричитал жалобно:
— Боже, мой! Боже, мой! Всю свою сознательную жизнь и всё здоровье я отдал делу победы пролетариата, создал железную партию, взял власть в свои руки, и всё пошло прахом.
Ельцин, сделав несколько глотков из бутылки, блаженно прищурился. Наблюдая за расстроенным Лениным, только посмеивался и щурился, как старый матёрый котяра, кому доверили стеречь от мышей мясную лавку, который не суетится, как молоденький котик, ошалевший от вкусных запахов и такого обилия мясного, а ведёт себя, как подлинный владелец всего этого добра.
— Пожалуйста, Борис Николаевич, налейте мне еще одну стопочку этой замечательной русской водки, – неожиданно попросил Ленин. — Я, знаете ли, батенька, в таком горьком разочаровании оказался. В такое, знаете ли, историческое говно угодил, что впору снова умирать. Доверился всем этим придуркам из Политбюро и ЦК, и так бесславно угробил свою страстную мечту детства — отомстить за брата Сашу проклятому самодержавию и этой презираемой мной русской православной церкви. Этому опиуму для народа.
— Да, уж отомстил ты, картавенький наш, изрядно не только царской фамилии и церкви нашей родной православной. Ты, паразит сатанистский, вместе с кодлом чекистов и партаппаратчиков всему российскому народу отомстил за милую душу. И причём без права переписки. И откуда такая гадость мерзопакостная родилась в исконно русских землях? С виду ты мужичонка невзрачный и отвратный, а ведь именно ты и твой сменщик рябой, всю эту полезную демографию с рождаемостью в России угробили. Мы же теперь из-за вашей кровавой деятельности и такого количества убиенных мужиков, и через тысячи лет рождаемость нормальную не наладим. Мне учёные социологи докладывали. Священников, понимаешь, не за понюх табака истребили, церкви ограбили и осквернили. А я церкви нашей русской — полную свободу дал, и с патриархом душа в душу жили. А царя с семейством, где одни девчонки были и сын-инвалид, почему зверски убили? Штыками, понимаешь, детей искололи, сволота большевистская.
— По царю я не один решение принимал, а коллегиально — вместе с товарищами Троцким и Свердловым. Это было необходимо сделать, чтобы не возродить самодержавие в России.
— Врёшь ты все, лысый черт! По-хорошему и по справедливости такого зверюгу, как ты, надо было на кол посадить на Лобном месте перед Кремлем. Избавил я от вашей заразы Россию. Пей, душегуб!
Ленин что-то недовольно пробурчал, но, покосившись на здоровенные ладони Ельцина, вздохнул и, поморщившись, опрокинул очередной стопарик.
— Борис Николаевич, а вы не можете мне объяснить, а как это вы, придя к власти, решили самой больной и насущный вопрос политической экономии, вопрос с собственностью? У нас было все проще: мы экспроприировали всю собственность у эксплуататоров и огосударствили её, превратив в достояние рабочих и крестьян.
— Ты правильно ставишь вопрос, Ильич. Вам было проще: вы взяли власть бандитским путём и чихать хотели на весь мир. А у нас жуткая проблема возникла с этой народной, или точнее, общесоюзной собственностью. Мы не могли, как вы, показать дулю Западу и послать его по матушке. У нас другой принцип: жить в общем европейском доме и выгодно продавать нашим дорогим партнёрам-капиталистам наши природные ресурсы. Наши девки российские и всякие умелые руки, и светлые головы уже не нуждаются в опеке ваших гнилых партийных органов, и сами продаются, кто какую цену назначил, тому и служат, и туда едут жить и трудиться.
— Боже мой! Россия стала гулящей девкой Запада и пляшет под музыку империалистических монополий! А где гордость великороссов?
— А чего ж, прикажешь голодной и холодной России сдыхать без зарплаты и еды? И какая тут к чертям гордость, когда портки драные. Голова буквально пухла, не знали, как правильно распорядиться общенародной собственностью. И Запад, понимаешь, и американский президент Клинтон — мой хороший дружок — всё время настойчиво напоминали об этой самой капитализации. Наконец привезли мне одного шустрого, воровского паренька. Чубайс его кличут. Вот он, и другие головастенькие ребятки, учинили в России приватизацию, чтобы Запад к нам по пустячкам не цеплялся. И всем людям выделили ваучеры. Это такие бумажки на владение собственностью. Когда их соберётся на миллион — это уже считай, что ты можешь какой-нибудь объект прихватить, причём, только в свои руки, а всем остальным показать дулю с маслом. А собрать в одни руки или скупить у людей миллион или больше ваучеров — этих смешных серых бумажонок — так по-настоящему никому не удалось. Мы, Ильич, пошли другим путем.
— Это мое самое любимое выражение революционной юности, смахнул набежавшую слезу Ленин — Я тогда мамочке своей любимой пообещал, что я не пойду по пути моего любимого брата Саши — бросать бомбы в царей. Я ей тогда сказал примерно так: «Мы вначале стравим все революционные партии в России, заберем власть, а потом в спокойной обстановке перестреляем всё это говно, которое путается у нас под ногами!»
— Успокойся, Ильич, не заводи себя, и меня зазря не зли. Уж про твой путь — мы все наслышаны до кровавой икотки. Лучше бы у твоей мамы случился выкидыш, и тогда бы не имел народ России счастье получить себе зверей-большевиков. А если так подумать на трезвую голову, то не будь вас большевиков, и не продай я свою душу в КПСС, то может, и суждено было бы мне и моим потомкам оставаться простыми крестьянами Ельциными, и дрожать над своими клочками земли.. Тут и открылась передо мной возможность стать одним из самых богатых людей в России. Случилось это так. Попросил я свою младшую доченьку Татьяну помочь мне в решении правильного и честного распределения всех главных, добывающих отраслей, в стране. А она оказалась понятливая. Достала где-то, понимаешь, Бориса Абрамовича Березовского — специалиста по разделу собственности. И хоть Борис Абрамович и полюбившийся мне, как сын, Толик Чубайс грызлись как собаки из-за лишней кости, а всё сделали быстро и разделили все эти главные отрасли, которые добывают стране валюту, а народу не дают возможность с голоду помереть. А потом Татьяна и говорит мне: папочка, что же все они себе хапают, не уплатив положенные миллиарды долларов в компенсацию этой ценнейшей в мире собственности, а ты нищенскую зарплату президентскую получаешь? А про твою будущую пенсию и говорить нечего. Её на один твой зубной протез только и хватит. А как же нам, твоим деточкам жить при такой дороговизне, инфляции и таком хаосе в стране? Умная девка — вся в меня. Посидели дома в своём семейном кругу, посовещались. И взяли для старшей дочки Лены и её мужа — Аэрофлот СССР, а к нему в придачу ещё с полсотни рентабельных, понимаешь, предприятий. Танечка, тоже не в обиде осталась. Помогла составить список будущих олигархов, которым, понимаешь, обязательно надо было раздать в частные руки все то, что даёт России валюту, причём в больших количествах. Правда, не все гладко получилось. Никто из этих новоявленных олигархов не внёс положенной суммы в стабилизационно-приватизационный фонд развития экономики России.
Но дело сдвинулось с мёртвой точки. И я теперь тоже на старости лет, понимаешь, стал олигархом. Миллиардов под сорок в банке её величества королевы Англии лежит. Это наше коллективное семейное состояние. Елизавета, английская королева, на радостях, что я, Борис Абрамович, и другие бизнесмены, кто поменьше заслугами перед народом и состояния поменьше имеют — укрепили нашими российскими сотнями миллиардов в твердой валюте финансовое положении Англии — предложила мне звание лорда. А я, понимаешь, посчитал себя вроде, как бывший коммуняка и бывший член Политбюро при Горбачеве. А теперь, лежа в могиле, и вспоминая свой пройденный путь, вижу: дурак оказался, прошляпил хорошее предложение — украсить палату английских лордов своим именем. Внук в Лондоне, в особо привилегированном колледже, учился. Считался бы наследственным английским лордом.
— Сорок миллиардов в твердой валюте! — с благоговением произнес Ленин, — Это больше чем всё состояние семьи императора Николая Второго и гораздо больше, чем золотой запас России, который мы успели взять в свои руки. А потом, его по частям и разворовали, все, кому не лень. Вы богатый человек и можете помочь своими пожертвованиями на возрождение большевистской партии. Хотите, я дам команду коменданту Кремля, и к вам Алексея Максимовича Горького пришлют уговаривать вас. Он и мёртвого уговорит стать спонсором революционеров.
— Закрой свою пасть, Ильич, — рявкнул Ельцин, — Ты что, на богатство семьи Ельциных покушаешься? Да я тебя лично оттащу в твой мавзолей, и придушу повторно. Никаких революций! Быть очень богатым, Ильич — это не просто удача. Это — подарок свыше. Вот сейчас допьём с тобой вторую бутылку и полетим по свежему ветерку в моё имение. Там сказочная роща, а какая ширь, какой простор. Да российские цари, которые тебе, как кость в горле сидят, так не жили. Сварганю тебе шалашик и живи на природе. Может, сердцем откиснешь. Давай, допьём. Ведь без закуси пьём, а пока не в одном глазу.
— Нет, простите великодушно, Борис Николаевич, но я категорически отказываюсь выпить. Тем более, с моим идейным врагом и эксплуататором трудового народа. Вы, батенька, и вам подобные, жулики-олигархи, это — паразиты на теле родного народа.
— Дурак ты, Ильич, да ежели сегодня российских олигархов пересадить всех, или пострелять по старым сталинским рецептам, то народ за полгода опухнет с голоду. Россия пока ничего, кроме проституток, воров, бандитов и нефти с газом — особо путного-то и не производит. А олигархи, конечно же, все сплошь — жулье, да патентованные мошенники, но зубами скрепят, а в бюджет, на сиротские слёзки народа денежки переводят. Россия без нас, олигархов, как колымага без коней. А на оглобле, куда уедешь. Ну-ка, Ильич, быстро взял стопочку! И запомни: в своём присутствии я не терплю малопьющих. А уж непьющий — это тот, кто не пьёт с нами, но стучит на нас. Пей, сволочь большевистская, пока я добрый!
В этот момент Преемник вспомнил, что он оставил очень важную папочку в главном кабинете страны. Он открыл своим ключом кабинет, распахнул дверь, и замер, как вкопанный. В кресле президента России сидел, порозовевший от пьянки Ельцин, а напротив его находился человек удивительно похожий на Ленина.
— Эй, кто там влез без спроса в мой кабинет? Совсем, понимаешь, обнаглели! — сердито рявкнул Ельцин даже не удосуживаясь рассмотреть, кто это возник в дверном проёме. — Всех посторонних прошу убраться! Первый президент России сейчас занят и беседует с Лениным. Потом, в порядке очерёдности и по утверждённому списку явитесь ко мне на доклад.
Почувствовав резкий прилив крови к лицу, обычно всегда невозмутимому, потрясённый Преемник торопливо закрыл двери. И застыл в позе просителя возле президентского кабинета. В голове у него скакали и визжали нехорошие, даже жуткие, мысли.
