| gesl | Дата: Суббота, 10.08.2013, 17:53 | Сообщение # 1 |
|
Генерал-лейтенант
Группа: Модераторы
Сообщений: 320
Статус: Оффлайн
| Юра, Юрий Сергеевич...
  Летом 1979 года приятель-меломан уговорил поехать с ним на шопеновский фестиваль в Польшу. На курорте
Дужники-Здруй, где звучали ноктюрны и полонезы, увидел афишу шахматного
турнира. Среди участников фамилия: Разуваев. Игрался турнир совсем
рядом, на другом курорте в Поляница-Здруй, и я отправился туда утром
следующего дня.Соперником Разуваева был венгерский гроссмейстер Фараго, и Юра, увидев меня, предложил тому разойтись миром.
Помню, сказал еще: «Извини, Иван, знаю – такие предложения делаются не
за несколько часов до тура, но тут – сам понимаешь...» Фараго
согласился, и в нашем распоряжении оказался целый день.Не виделись мы четыре года со времен турнира «ИБМ» в Амстердаме, и о чем только не говорили. Конечно, о
Корчном: вести о невозвращенце в Союзе можно было услышать тогда только
по «вражьим голосам», а Юре было интересно все.Сам он рассказал о недавней поездке команды «Буревестника» в ФРГ, откуда не возвратился Лев Альбурт. Я
виделся уже с Альбуртом в Амстердаме, но любопытно было услышать и о
встрече поредевшей делегации в Москве, реакциях друзей и коллег.
Возвращение из Золингена (1979). Владимир Багиров, Юрий Разуваев, Александр Кочиев, Василий Смыслов, Марк
Дворецкий. Отсутствует попросивший политического убежища в ФРГ Лев
Альбурт.Потом зашел разговор о фильмах интересных, последних книгах, новинках, появившихся на Западе. Память
тогда была у меня цепкая, и содержание только что посмотренного
«Охотника за оленями» с Роберто де Ниро и Мэрилен Стрип я излагал со
всеми подробностями.Пересказ недоступных для советских людей фильмов, книг, спектаклей, концертов, просто новостей кажется
сегодня невероятным, но все это было, было: глоток свободы, окошко в
свободный мир, знакомством с которым было лишено подавляющее большинство
населения огромной страны.О чем говорили еще? Конечно, об общих друзьях, планах. Перескакивали с тему на тему, всего и не вспомнить.Меньше всего Юру интересовали материальные вопросы, какие-то практические проблемы. И не потому, что
было ему это совершенно безразлично. Просто при такой встрече говорить
об этом было как-то недостойно что ли. Мелко: когда увидимся в следующий
раз, да и увидимся ли вообще, знать никто не мог. В Союзе был я тогда
персона нон грата – эмигрант, добровольно променявший социалистический
рай на загнивающий Запад, а его выезд в капстрану был событием
непредсказуемым.Но на следующий год увиделись снова. На мальтийской Олимпиаде (1980) был Разуваев тренером советской команды, я
играл за голландскую, и мы частенько гуляли по крутым, со спусками и
подъемами улочкам Валетты, стараясь не попадаться на глаза функционерам,
приехавшим с командой Советского Союза.Снова говорили обо всем на свете, один рассказ его о семнадцатилетнем Каспарове, впервые включенном в сборную,
запомнил очень хорошо.
Гарри Каспарову - семнадцать лет«Приходит, значит, Полугаевский сегодня к Гарику утром и спрашивает – что посоветуешь играть на этот вариант? А
на тот? А Каспарову только того и надо - начинает ходы строчить, да
так, что бедный Лева только ушами хлопает. “Подожди, - говорит, -
подожди, там что, так все ясно? Ведь пешка центральная жертвуется...” А
Гарик еще пуще... Да приговаривает – “Попробуй, попробуй, возьми эту
пешку, костей не соберешь...” Так Лева наш весь в испарине ушел, самому,
говорит, надо все проверить...»Виделись потом и на других Олимпиадах, в послеперестроечные времена уже не таясь, понятно. Ну и, конечно, всякий
раз во время моих приездов в Москву.
* * * Был он в шахматах во многих ипостасях: игрока, автора, лектора-преподавателя, тренера и функционера. Меньше
всего ему подходила последняя роль.
Идет заседание шахматной федерации Советского СоюзаХотя отлично понимал пружины, вращающие жизнь и при помощи которых выстраиваются отношения, было это – не его.
Еще в советское время уговорил его Батуринский пойти работать в
федерацию. Сбежал через полтора месяца. Сказал: «Нет, не могу. Не
могу... Вся эта обстановка, официальщина, начальство. Кланы, подсидки.
Нет, не для меня это...»Несколько лет возглавлял Тренерский совет ФИДЕ. Когда попытался извлечь какую-то практическую пользу, как
делали если не все, то большинство уж точно, не получилось, да и не
могло получиться.Он не хотел просчитывать - как прореагирует один, что подумает другой, не затаит ли обиду третий. Если
для кого-нибудь подобные экзерсисы были самого собой разумеющимся,
детскими игрушками, не по нему всё это было.Узнав о планах Разуваева, связанных с градациями тренеров, сертификатами ФИДЕ, да к тому же платными, не
поленился, нашел и послал ему: «Охота тебе, сударь, переведываться с
пьяными разбойниками! Боярское ли это дело? Не ровён час, ни за что
пропадешь...»Год прошел, вздыхал: «Все верно... Что там Савельич у Пушкина говорил-то..? И этот на меня в обиде, и тот...»
А вот гроссмейстером был настоящим. С собственным лицом и игровым почерком, под его каток лучше было не попадать.
Но хотя послужной список Разуваева смотрится совсем неплохо, количество
турниров, выигранных им единолично, невелико. Как правило, это дележ
третьего-четвертого места, четвертого-пятого, даже если турниры эти были
отнюдь не слабые.Приведу некоторые: Вильнюс (1969) — 3-е, Москва (1968) — 5-е, (1970, 1982, 1985) — 5-6, (1986) — 3-6;
Поляница-Здруй (1972) — 3-4, 1979 — 1; Сьенфуэгос (1975) — 4, (1976) —
2-3, (1980) — 2; Сан-Паулу (1977) — 3-5; Люблин (1978) — 4-6; Дубна
(1979) — 1-4; Залаэгерсег (1981) — 1-2; Лондон (1983) — 1; Хельсинки
(1984) — 2-3; Дортмунд (1985) — 1-3; Сочи (1986) — 4-5; Калькутта (1986)
— 5-6; Каппель-ла-Гранд (1987) — 4-7; Юрмала (1987) — 1-4.
Открытие турнира на Кубок Советского Союза по шахматам. Днепропетровск, 2 августа 1970 года.
В первом ряду - Юрий Разуваев и Вадим Файбисович. Во втором – Владимир
Карасев, Анатолий Донченко, Марк Цейтлин, Исаак Радашкович, Альберт
Капенгут. В третьем – Михаил Таль, Владимир Багиров, Борис Каталымов.Если выстукать в базе данных фамилию Разуваев, можно найти немало партий, которые подходят под категорию
инструктивных. Прекрасно поставленный дебют, четкий план,
последовательное проведение его в жизнь, высокая техника реализации –
вот отличительные черты творчества Разуваева.В молодые годы играл белыми все дебюты, потом понял: следить за новинками и тонкостями только в одной
сицилианской – времени бездонная бочка нужна. Сузил репертуар: начал
открывать партию исключительно ферзевой пешкой.Но на амстердамском турнире («ИБМ» 1975), единственном, где мы играли вместе, случилась у нас сицилианская,
довольно быстро закончившаяся ничьей.
Амстердам 1975, турнир ИБМ. Пока соперники думают над ходом.В том сильном гроссмейстерском турнире набрал он плюс один, но запомнились победы над Сабо, Рее и особенно над
Ульманом: все три очень характерны для его творчества.
В матче сборная СССР – сборная Мира в Лондоне в 1984 году все четыре партии Разуваева закончились вничью. Его
не то чтобы ругали, но сочли такое выступление ничем не примечательным,
проходным. Так и было, конечно, если забыть, что на равных сыграл он с
Робертом Хюбнером, ведущим тогда гроссмейстером Запада, неоднократно
игравшим в претенденских матчах. Ни в одной из партий у Юры не было
проблем, а в двух именно он владел инициативой.Уверен, Разуваев относился с величайшим пиететом к Профессору, как все называли бородатого доктора наук,
специалиста по папирусологии. В первой партии, обладая преимуществом, он взял курс на ничью, полагая, что такой результат черными с самим
Хюбнером вполне пристоен.Все верно. Но для штурма самых высоких вершин надо не только показать: я тоже так могу, но и стараться
превзойти соперника, как бы силен тот ни был.Долгое время был он одним из основных помощников Анатолия Карпова. Рассказывал однажды, как в плохой для
Карпова позиции соперник зевнул фигуру: «Зевнул? – спокойно возражал
Толя. - Да я ему уже так голову заморочил, что он и не мог не зевнуть!»Или в другой раз: «Ну и что с того, что ничья на доске стояла! У него пять минут с копейками на двенадцать
ходов оставалось – поди разберись!»Я сильнее, так что все и закономерно, по-другому и быть не могло – было написано на лице Толика, - с
восхищением вспоминал Разуваев. Был как-то с Карповым в поездке по Сибири. Встречи с начальством, секретарями обкомов, горкомов, мэрами,
спортивными боссами. Сеансы, лекции, разрезание ленточек: как-никак
чемпион мира пожаловал.В Омске поселили почетных гостей в каком-то доме, но вот беда – случилась авария с газовой установкой, едва
ли не весь дом газом наполнился. К счастью, в последний момент
обнаружили утечку, перекрыли какой-то кран.
«В полдень захожу к Толе, - рассказывал Разуваев. – Говорю:
"Представляешь, мы на волосок от смерти были. Если бы не..." А Карпов
мне и досказать не дает: "Так не отравились же! Что, говоришь, у нас
сегодня в программе..?" Представляешь – спокойствие какое! Всё,
проехали, чего рассусоливать-то...»И параллель проводил: «Так и в шахматах у него – никогда не думать: что могло быть. Не грызть себя: стояла
только что фигура на этом поле, так мы снова ее ход спустя на то же поле
вернем, эка невидаль. Без комплексов и самокопания. Да и нервы прямо из
канатов, у кого еще есть такие...»Знание и понимание шахмат Разуваевым превосходили его результаты за доской, а респект, оказываемый
соперникам, явился тормозом на пути к еще бóльшим достижениям.Он искренно восхищался коллегами, действительно превосходившими его, и не скрывал этого: Миша – чистый
гений (о Тале). Петросян – гений. Карпов, Каспаров – само собой. Карлсен
– гений, будущий чемпион мира. Такие характеристики слышали от
Разуваева многие, причем ряд этот можно без особого труда продолжить и
вошли бы в него даже гроссмейстеры, едва ли превосходящие его самого.
Сеанс одновременной игры молодого гроссмейстера. За свою жизнь Разуваев дал множество таких сеансов. Недооценка или, наоборот, переоценка себя - нередко встречающийся феномен у шахматистов. У Разуваева очевидно
преобладал первый элемент.Александр Сергеевич Никитин полагает, что работа с Карповым не позволила ему самому в должной мере развиться
как практическому игроку: «Ведь это было лучшее время Юры, а он должен
был заниматься дебютами, анализами. - Нет слов, общение с выдающимся
шахматистом имело и полезные стороны: расширялся кругозор, росло
понимание игры. Но тренерская работа – это совсем другое, ведь
занимаешься только дебютом, а две другие стадии партии, не менее важные
для турнирного игрока, так и остаются неподнятыми. К тому же, работая
над дебютом, занимаешься только вариантами своего подопечного. А они
часто, а можно сказать что и почти всегда, не входят в собственный
репертуар. Но самое главное: при долгом отрыве от практики исчезает
наигранность, уверенность в себе...»Добавлю, что занятия с Карповым очень утомляли его. Помню, жаловался: «Не можешь себе представить, как Толя
энергию высасывает. Домой после сборов приезжаю, как лимон выжатый,
только через несколько дней постепенно в себя прихожу...»Вспоминаю, что подобное говорили и работавшие с другим чемпионом мира – Гарри Каспаровым. Знаю по себе:
постоянное пребывание с великими - занятие совсем не простое. Очень
концентрированные на себе, с эго, подавляющим твое собственное (нередко
не только за шахматной доской), обладающие колоссальной энергетикой, они
требуют постоянной и неослабной концентрации, внимания, напряжения. Тут
и нескольких дней, чтобы в себя прийти, может не хватить!Илья Одесский вспоминает, как однажды разговорился с Юрием Сергеевичем о проблеме «лишнего человека» в русской
литературе. «Проблема это не вполне точная, - заметил Разуваев. – А
точная – человек не на своем месте».Сам он больше всего находился на своем месте в роли тренера. Качества, мешавшие раскрыться Разуваеву как
практическому игроку, оказались незаменимыми при передаче опыта, знаний.Слушавшие лекции Юрия Сергеевича в Институте физкультуры до сих пор вспоминают его манеру изложения,
доходчивость, эрудицию, такт. Не знаю только, научился ли он
последовательности, логике изложения, дидактике, годами общаясь с
Ботвинником, Смысловым, или было в нем это изначально заложено.Помню, в Амстердаме утешал меня после партии с Ульманом, когда, увлекшись игрой на ферзевом фланге, я попал
под атаку немецкого гроссмейстера. Но и выговаривал: «Г., в чем дело?
Почему рядом с королем фигур не оказалось?» Уже тогда звучали в его речи
тренерские интонации.
Тренерский семинар ФИДЕ. Берлин 2005.Тренером он стал замечательным, сочеталось в нем глубочайшее понимание игры с преданностью и
доброжелательностью по отношению к своим подопечным. Кто-то скажет – так
это ж само собой разумеется, это всегда так. Нет, не всегда.
Человеческая душа – сложная штука, ей известны радость, ревность,
гордость, зависть и еще много чего всего, встречающееся порой в очень
извилистых отношениях мамы с подрастающей дочерью-красавицей. У него
этого не было и в помине: радовался успеху ученика, как своему
собственному.Пять лет проработал в Школе Ботвинника бок о бок с Патриархом. Прекрасно помнил день, когда привели к
Ботвиннику совсем маленького Гарика Каспарова: «Зрелище – сказочное,
фигуры в руках прямо летают, маршруты их – необыкновенные. Идеи -
феерические, энергия у мальца – нечеловеческая. Как только Гарик
закончил партии свои показывать, Ботвинник тут же перерыв объявил;
единственный раз за пять лет, что я в Школе проработал. Все вышли. Я –
совершенно обалделый – говорю: "Михаил Моисеевич, мне кажется, гения
привели...” А Ботвинник в окно смотрит, ушел куда-то в себя, только и смог промолвить: “Невероятно, невероятно...”
Гарик стал его любимым учеником».Несколько лет работал Разуваев и в школе Смыслова, а перед тем как Валерий Салов кадетский чемпионат мира
выиграл, провел с тем персональный сбор.Когда в Москву приехал тринадцатилетний Карлсен, мальчика показывали Каспарову и Разуваеву. Если Гарри Кимович
дал сдержанную, хоть и высокую оценку Магнусу, Юрий Сергеевич сразу
определил: «Выдающийся игрок. Имеет все задатки, чтобы чемпионом мира
стать...»
http://chess-news.ru/node/12690
|
| |
| |
