| hendus | Дата: Вторник, 16.04.2013, 18:14 | Сообщение # 1 |
|
Генерал-майор
Группа: Модераторы
Сообщений: 302
Статус: Оффлайн
| [b]Глава 15 Учительница немецкого языка
[/b]
Когда жизнь его более или менее наладилась, он тут же женился на дочери подруги матери, прелестной скромной девушке Надежде, которую знал с детских лет. Вскоре у них родилась дочь, которую они назвали редким и не очень подходящим к обстановке в стране именем Элеонора. Девочка росла быстро, была тихой, спокойной и послушной. Когда началась Великая Отечественная война и главу семьи призвали на фронт, он сказал единственной дочери на прощание:
– Нора, я не знаю, когда вернусь из этого ада и вернусь ли вообще. Ты должна мне пообещать, что будешь беречь себя и нашу маму. И еще – после окончания школы обязательно поступай в педагогический, я хочу, чтобы ты пошла по моим стопам. Мы должны нести людям знания, которые им необходимы, у меня это хорошо получалось, получится и у тебя. Ты моя дочь и то, чему ты научилась у меня, нужно передавать дальше. Я буду вам часто писать с фронта, и, надеюсь, моя милая девочка, мы скоро встретимся.
– Да, папа. Я тебе обещаю беречь маму, и я обязательно поступлю в педагогический, как ты хочешь, но только ты пиши нам чаще – это ты нам должен обещать.
– Конечно, мои родные, я буду вам писать каждую неделю.
Они не встретились больше никогда. Через месяц после его первого и последнего письма с фронта пришла похоронка. Лев Николаевич погиб как-то очень быстро и глупо: от раны в пятку. Казалось бы, пустяковое ранение, да еще и не такое заметное, поэтому он, стиснув зубы, шел дальше, превозмогая уже непереносимую боль. Когда он потерял сознание и был доставлен в госпиталь, у него уже началось заражение крови, от которого он и скончался. Об этом написал Надежде в коротком письмеце их земляк, Николай Свиридов, оказавшийся на лечении после ранения в том же госпитале, но выживший и прошедший войну до конца.
Элеонора, помня последнее напутствие отца, экстерном окончила педагогический институт, работая параллельно в госпитале санитаркой. Изучала она историю и французский – в память об отце. Получение диплома совпало с окончанием войны, и Элеонора Львовна быстро нашла место учителя в начальной школе. Глядя в изможденные лица детей, она рассказывала им сказки Шарля Перро и пела с ними вместе веселые французские детские песенки, стараясь немного расшевелить и развеселить вечно голодных, вялых, болезненных детей.
Несмотря на свой жизнерадостный характер и вполне привлекательную внешность, Элеонора так и не смогла выйти замуж, потому что таких приятных девушек, как она, было очень много, а мужчин после войны осталось очень мало. Дойдя до тридцатилетней отметки, молодая женщина решилась хотя бы родить ребенка, если уж с полной семьей не получилось.
Дочку они с мамой назвали Алисой. Ребенок, в отличие от матери, рос бойким и беспокойным, но, несмотря на это, во всем слушался женскую половину семьи, потому что мужская половина, как во многих семьях после войны, отсутствовала. Девочка с детских лет усвоила, что ее предназначение – быть учителем, кем являлись и дед Лев, и мама Нора, вопрос заключался только в том, на каком предмете ей остановить свой взгляд. Выбрав французский язык, как и два предыдущих поколения учителей в семье, Алиса недобрала на вступительных экзаменах всего полбалла. Чтобы не расстраивать домашних, но и самой не ждать целый год до следующих экзаменов, молодая девушка передала свои документы на отделение немецкого, где был недобор по причине непопулярности языка и куда ее тотчас же зачислили. Дома эту новость восприняли на удивление спокойно и доброжелательно.
– Самое главное – ты продолжишь традицию нашей семьи, – сказала на это бабушка Алисы, – и при этом не так уж важно, какой язык ты будешь преподавать. Я горжусь тобой точно так же, как гордился бы тобой и твой дедушка Лев.
– Да, дочка, – добавила мать, – ты будешь представлять уже третье учительское поколение нашей семьи, и я надеюсь, что когда у тебя появятся дети, они и дальше продолжат эту добрую традицию. Я очень горжусь тобой!
С таким напутствием для Алисы не составило большого труда с отличием окончить институт и устроиться преподавателем в среднюю школу недалеко от дома. Выйдя вскоре замуж за офицера милиции, она, будто по установившейся семейной традиции, произвела на свет опять девочку, названную Викторией.
Характером Вика не пошла ни в маму Алису, ни в бабушку Нору, которая принимала горячее участие в воспитании ребенка, потому что родители работали целыми днями, а на занятия с девочкой времени у них практически не оставалось. Несмотря на усилия бабушки, привить ребенку усидчивость, упорядоченность в делах и хорошие манеры не удавалось. Вика росла упрямой, своенравной и взбалмошной девчонкой. Она все делала по-своему, никого не слушаясь. В семье для нее авторитетов не было, и даже отец, которого боялись на работе все подчиненные в силу принципиальности и строгого характера, на избалованную дочь не имел большого влияния.
Алиса Александровна разглядела трудный характер дочери слишком поздно, чтобы попытаться что-либо изменить. Родителям приходилось просто мириться с создавшимся положением. Внешне девочка была мила и любезна, но внутри ее кипел протест против традиций и правил семьи. Общаясь с молодыми людьми совсем другого круга и уровня интересов, она хотела для себя иной жизни. Вика была избалована и получала от родителей все, что хотела: деньги, новые красивые вещи, почти неограниченную свободу. Семья поняла свою ошибку в воспитании слишком поздно, когда девочка превратилась во взрослую девушку и менять привычки уже не собиралась.
Однажды воскресным вечером в доме Алисы Александровны раздался телефонный звонок. Голос в трубке был незнакомый. Собеседница представилась и спросила хозяйку дома:
– Мы не могли бы с вами встретиться и поговорить относительно частных уроков немецкого языка? Мне вас порекомендовали как самую лучшую учительницу в близлежащих школах.
– У меня большие нагрузки на работе, поэтому я не даю частных уроков. Извините, но у меня просто нет времени на это, – ответила Алиса, польщенная оценкой, данной ее труду.
– И все-таки я вас очень прошу встретиться со мной и поговорить. Я не стану вас уговаривать, это не в моих правилах, я только хочу вам кое-что объяснить, и не по телефону, а при личной встрече. Если вы сочтете невозможным наше сотрудничество, я не смогу вас к нему принудить. Пожалуйста, назначьте мне время встречи. – Голос собеседницы звучал просительно, но в тоже время и интригующе. Алиса согласилась:
– Хорошо, мы встретимся завтра в половине седьмого около моего дома. К себе я вас пригласить не могу, а в школе встречаться не хочу, чтобы не было лишних разговоров. Записывайте мой адрес.
Алиса продиктовала свой домашний адрес, попрощалась и, положив трубку, задумалась.
«Интересно, кому нужны дополнительные уроки немецкого – ей самой, ее детям, родственникам, знакомым? С какой целью? Поступает ли кто-то в институт или хочет уехать за границу?» – мысли об этом заняли ее голову ровно на две минуты, пока она дошла до кухни и начала готовить ужин.
На следующий день, подходя после занятий к дому, Алиса услышала позади себя женский голос:
– Алиса Александровна, здравствуйте! – Повернув голову, она увидела молодую женщину, спешащую к ней навстречу, и тут же вспомнила о вчерашнем телефонном разговоре, о котором успела забыть. Подошедшая женщина протянула руку для приветствия:
– Это я вчера вам звонила и попросила со мною встретиться. Меня зовут Нина. Нина Михеева. Спасибо вам за то, что согласились выслушать мою историю. Я расскажу вкратце, почему нам нужна ваша помощь. Дело в том, что я планирую с дочерью уехать на следующий год в Германию, и нам нужно подтянуть ее немецкий, чтобы она там могла учиться дальше. – Женщина замолчала, ожидая вопросов, и, когда их не последовало, продолжила: – У меня самой знания языка неплохие, я учила его в университете, и помню много из пройденного курса, а вот у дочери с немецким проблемы. Если вы не поможете, я даже не знаю, что мне делать. Наверное, вы единственная, кто может нас выручить. Школьных уроков моей дочери явно не хватает, ей нужны индивидуальные занятия.
Нина неуверенно и умоляюще глядела на молчавшую собеседницу. Прошло немного времени, пока учительница раздумывала, что же ответить. Брать новую ученицу совсем не входило в ее планы, потому что свободного времени для семьи оставалось бы еще меньше, но и обижать отказом такую приятную женщину не хотелось, да и деньги были бы не лишними. Алиса подумала и сказала:
– Я сейчас не могу дать окончательный ответ, ваше предложение для меня слишком неожиданно. Давайте сделаем так: вы приходите ко мне в субботу в четыре часа со своей дочерью, я проверю ее знания, а потом мы вместе решим, что будем делать дальше.
Получив согласие своей новой знакомой, Алиса распрощалась с ней и отправилась домой.
«Проверю эту девочку, и если она хоть немного умеет говорить, что ж, возьму ее на обучение, – думала Алиса, поднимаясь к себе на этаж. – Это даже неплохо, что у меня будет ученица. Со своей дочерью мы, кажется, промахнулись, так, может быть, с чужой лучше получится. Вика должна, в конце концов, увидеть, как ценят ее мать, и тоже чуть больше уважения иметь к нам с отцом. Как же мы смогли ее упустить, когда недосмотрели, что сделали неправильно, что она выросла такая холодная и эгоистичная? Ведь она совершенно не думает о нас с отцом, делает только то, что считает нужным, водится с какими-то подозрительными молодыми людьми, а ее последний друг – это вообще катастрофа. Родители – алкоголики, парень бросил школу, не доучившись, не понятно, где и вообще работает ли и на что живет… Неужели Вика сама этого не видит и не понимает, что он ей не пара? Чем же он ее зацепил, что она полностью попала под его влияние? Как освободить ее от этой зависимости и где найти средство от такой глупости?»
Добравшись до квартиры, Алиса открыла дверь, увидела, что дочь сегодня дома и облегченно вздохнула: «Ну, слава Богу, хоть сегодня Вика останется дома ночевать, и мы не будем переживать, где она и с кем пропадает
Прислонившись к стене, Алиса прикрыла глаза и сосчитала до десяти, прежде чем раздеться и начать разговаривать с дочерью. За милыми и приветливыми лицами в отношениях двух поколений в этом доме скрывалась неуверенность и боязнь открыто признаться самим себе, что дочь выросла не только очень далекой от семьи, а просто чужой. Именно поэтому Алиса решила все же сказать своей неожиданной посетительнице «да». Ей нужен был инструмент, которым бы она попыталась управлять собственной дочерью. Для этого она намеренно выбрала незнакомую ей пока ученицу.
Что из этого получится и получится ли что-нибудь вообще, Алиса даже предположить не могла, но решила рискнуть, потому что совершенно не понимала, как вновь завоевать доверие Вики. То, что она для своих целей хочет использовать чужого ребенка, не казалось ей циничным – она хотела сделать свои уроки открытыми, чтобы привлечь к ним внимание собственной дочери, с которой потеряла контакт. И тем самым разбудить ее интерес, если уж не к профессии учителя, так хотя бы к дальнейшим занятиям в школе. Как будет себя чувствовать в этом «театре двух актеров» незнакомая девочка, педагог не дала себе труда подумать.
В субботу, как и было условлено, Нина с Леной поднялись в квартиру Крепс. Пока Алиса проверяла уровень знаний будущей ученицы, Нина с любопытством рассматривала корешки книг, стоящих на длинных полках и полностью занимающих стену гостиной, совмещенной с рабочей комнатой. Здесь стояли книги не только на русском и немецком языках, но и на других, не знакомых Нине. Она иногда бросала любопытные взгляды в сторону Алисы, пытаясь разгадать, что она за человек. Увлекшись собственными размышлениями, она от неожиданности вздрогнула при обращенных к ней словах:
– Лена действительно нуждается в дополнительных уроках. Если у нее будет время по субботам и по средам приходить ко мне, я постараюсь ее подтянуть. До конца учебного года осталось всего три месяца...
– Если у вас на лето какие-то планы, мы ни в коем случае не будем настаивать на занятиях в каникулы, – торопливо сказала Нина, явно обрадованная, что ей удалось получить для Лены хорошую учительницу.
– Я пока ничего не могу сказать про лето. Если ваша дочь будет делать успехи, нам с ней не понадобится встречаться во время каникул.
Этим было все сказано. Хозяйка квартиры молча поднялась с места, с легкой улыбкой глядя на своих гостей. Те, правильно расценив это движение и ее молчание, тоже встали со стульев. Попрощавшись с учительницей, Нина и Лена Михеевы отправились домой.
По пути говорила в основном Нина, стараясь опять и опять убедить дочь в правильности принятого решения. Внимательно слушая, девочка так и не понимала зачем же все-таки ей нужен немецкий язык. У матери были свои, только ей одной известные цели, где каждому из членов семьи была отведена отдельная роль, о которой, однако, ни один из них пока не догадывался.
Нина и раньше не разговаривала откровенно с дочерью, поэтому и сейчас не удосужилась рассказать ей о запланированной поездке в Германию. И ни разу умная, казалось бы, женщина не усомнилась в своей правоте. Печально, но факт…
Так для Лены началась активная подготовка к чужой, незнакомой и непонятной ей будущей жизни, течению которой она пыталась вяло сопротивляться, как исподволь сопротивлялась всему, что предлагала ей мать.
Глава 16 Сегодня, 12 часов 40 минут
Отложив орудие устрашения в сторону, Эрик устремил невидящий взгляд в окно, пытаясь собрать вместе разбегающиеся во все стороны мысли. Наконец его глаза приняли осмысленное выражение, он слегка встряхнул головой, будто отгоняя наваждение, и медленно заговорил, глядя себе на руки.
– Лена, когда ты мне позвонила и сказала, что мы с тобой должны расстаться, у меня будто сердце остановилось, голова закружилась, и стало не хватать воздуха, – он с трудом подбирал слова и тяжело выталкивал их языком наружу, будто вновь переживая прошедшие события. – Это была совсем не мужская реакция на сказанные тобой слова, и, если ты помнишь, я попросил тебя еще раз повторить то, что ты сказала, потому что не поверил услышанному.
За те несколько месяцев, что мы были вместе, ты стала смыслом моей жизни, целью, к которой я постоянно стремился. Я наконец-то увидел эту цель и понял, ради чего стоит жить. После твоих бессердечных слов у меня не просто опустились руки, но и пропало желание жить и работать. Я ездил каждый день в лабораторию, но видел перед глазами не приборы, а твое лицо. Когда мне нужно было записывать результаты проб и анализов, я начинал, помимо своей воли, рисовать очертания твоего тела или абрис твоего лица. Вечером, сидя на кровати, я плакал, глядя на твои фотографии, и вспоминал наши счастливые дни. Я вдыхал твой запах, оставшийся на подушке, подносил ее к лицу и зарывался им в шарф, забытый тобой в шкафу. Я не мог намечтаться и надышаться тобой. Каждый день жизни без тебя давался мне с трудом. У меня было только одно желание – поскорее прийти домой, лечь на кровать и мечтать о тебе. Я часто просыпался утром, лежащим в одежде на твоих фотографиях, залитых моими слезами.
Эрик замолчал и уставился на профиль сидевшей к нему вполоборота девушки, которая слушала его рассказ, опустив голову и глядя на блестящую сталь охватившего ее запястье наручника. Долгое время он не произносил ни слова, и в этой звенящей тишине было слышно, как падают капли из неплотно закрытого крана, громко ударяя о металлическую поверхность раковины. Наконец мучитель продолжил свою исповедь:
– После твоего звонка, без всяких диет, я потерял за месяц шесть килограммов, потому что не мог ни есть, ни пить. Мои мама и сестра беспокоились обо мне, но я им не говорил, что все это из-за тебя. Мне было перед ними стыдно. Понимаешь – стыдно!
Эрик вдруг резко оборвал самого себя, схватил со стола лежащий перед ним предмет, поднялся со своего места и, быстро подойдя к девушке, ткнул ее концом неожиданно ожившей в его руке электрической дубинки. Лена подскочила на месте, закричав от страха и боли, но потеряла не сознание, а дар речи. Молодой же человек, увидев перед собой перекошенное от болевого шока лицо, быстро отдернул руку, спрятав ее почему-то за спину, как нашаливший ребенок и с некоторой долей любопытства рассматривал свою жертву.
– Теперь ты должна немного лучше представить боль, которую причинила мне своими словами. Я не из тех людей, которые следуют написанному в Библии и подставляют для удара вторую щеку, если по одной уже ударили – для меня это слишком примитивно. Я предпочитаю мстить око за око, зуб за зуб – ведь это официально тоже разрешено. Ну как, ты хоть что-нибудь начала понимать из того, что я тебе объясняю? – после небольшой паузы задал с издевкой свой вопрос Эрик, с превосходством глядя на свою жертву.
Лена медленно подняла голову и, глядя прямо перед собой, попыталась ответить на поставленный вопрос. Она боялась чем-то рассердить своего мучителя, но и пресмыкаться перед ним тоже не хотела.
– Не знаю, смогу ли я понять твою боль, если ты сам так ничего и не хочешь понимать, – начала она, прокашлявшись и облизнув пересохшие губы. – Ты унижал меня почти все то время, что мы были вместе, сам того не понимая. Ты не хотел замечать моих попыток сделать наши отношения если не гармоничными, то хотя бы более ровными. Когда я время от времени просила тебя исправиться и больше не играть на деньги, ты вновь и вновь давал лишь обещания, которые и не думал выполнять. Мою боль ты никак не хотел замечать. Дай мне, пожалуйста, попить, – попросила девушка, облизывая сухие губы и поворачивая лицо к внимательно слушающему ее мужчине. Взяв предложенный ей стакан воды свободной рукой и осушив его почти на одном дыхании, она, немного отдышавшись, продолжила:
– Ты должен лучше меня знать, что нельзя быть холодным эгоистом и уважать только свои желания. Когда двое любят друг друга, эгоизм никак не сочетается с любовью. Любить – это, на мой взгляд, уважать и разделять желания того, кого любишь, и радоваться, если рад объект твоей любви. У нас же в отношениях была одна странность, которую ты совершенно не видел, а я слишком поздно осознала. Ты любил и любишь себя гораздо больше, чем меня или кого-либо другого. Это и была наша с тобой проблема.
– Я такого за собой не замечал, – язвительно возразил Эрик и добавил: – Есть у тебя еще что сказать или это все?
Лена, совершенно не уловив иронии в его вопросе, кивнула отрицательно головой и продолжила:
– Я, конечно, не философ и не очень разбираюсь в вопросах религии, но, мне кажется, что насчет твоего лозунга «око за око и глаз за глаз» было написано не в Библии, а в Ветхом Завете, то есть тогда, когда человечество только находилось в стадии становления. Христос же в своей проповеди и сказал о том, чтобы подставить другую щеку, если ударили по одной. Но он призывал не столько к смирению, сколько к терпению и прощению. Это было воззвание к тому, чтобы человечество, едва успев зародиться, не истребило само себя, подпитывая свою агрессию официальным политическим одобрением. Что, кстати, записано тоже не в Библии, а в Евангелии.
Лена, закончив говорить, слегка повернула голову и с некоторым страхом посмотрела на Эрика. Она сама плохо понимала, как же у нее получилось сказать так четко и внятно то, что она только что сказала. Видимо, страх за собственную жизнь разбудил в ее голове какие-то непонятные ей механизмы, которые и воспроизвели один из разговоров, когда-то услышанных ею на кухне в родительском доме, когда она, еще подросток, с удовольствием оставалась там после ужина и внимательно прислушивалась к рассуждениям взрослых. Во всяком случае, произошло то, что произошло – ее слова привели их обоих в чувство некоторой оторопи.
Эрик сидел, набычившись, вероятно, не мог решить, как же отреагировать на слова Лены. То, что сказала испуганная, поникшая, но все еще красивая девушка, закованная в наручники и являющаяся его заложницей, повергло его в недоумение. Он никогда не предполагал у нее таких знаний – они привели бывшего друга Лены чуть ли не в шоковое состояние и заставили на минуту даже испугаться. Он не знал, верить ли тому, что услышал, или нет, потому что в вопросах религии совсем не разбирался. Наконец он встал, постоял несколько секунд неподвижно, развернулся и молча вышел из кухни – ему требовалось движение, чтобы прогнать возникший страх и принять доступное его пониманию решение.
Лене было слышно, как Эрик открыл дверь, ведущую в подвал, и начал спускаться вниз. Но уже через две минуты послышался стук закрываемой двери, и почти тут же на пороге кухни возник хозяин дома с бутылкой пива в руке. Открыв ее и отпив глоток прямо из горлышка, он обратился к своей пленнице:
– Не знаю, где ты набралась этих знаний. Возможно, это только отвлекающий маневр, ведь я не могу сейчас проверить того, о чем ты говорила, и тебе это прекрасно известно. С другой стороны, ты сама не так терпелива и покорна, как к этому призывал Христос. Как-то незаметно ты увела меня от моей цели. Хочешь и дальше болтать на отвлеченные темы или тебе все же интересно узнать, почему ты здесь?
Уловив быстрый утвердительный кивок своей жертвы, он продолжил:
– Так вот, Лена, после месяца нескончаемых мучений я принял непростое решение. С одной стороны, заставить тебя быть со мной – не в моей власти. С другой стороны, я уже не могу оставаться один, без тебя. Понимаешь ли ты, что это чувство намного больнее, чем твоя сегодняшняя физическая боль?! Ты засела так глубоко в моем сознании, что избавиться от этого невозможно. Вот тогда я принял единственно верное решение – уйти из жизни.
Эрик прервал свою исповедь, сделал глоток из стоявшей перед ним бутылки с пивом, поморщился, затем встал и вылил остатки содержимого в раковину. Сев вновь на свое место, он продолжил со вздохом:
– Я, к сожалению, не могу тебя оставить одну и хочу взять с собой. – Подняв руку на протестующий жест девушки, он заставил ее замолчать и слушать дальше. – Ты сделала выбор в пользу другого, и это мне не дает жить, поэтому ты должна разделить мою участь. Так будет справедливо. Мы были полгода с тобой вместе, я сделал из тебя женщину, и поэтому беру с собой, как свою жену. Ты же знаешь, жена должна делить с мужем и радости, и горе...
– Но ты мне не муж, и я не хочу умирать вместе с тобой, – перебила его дрожащим голосом девушка, все еще надеясь как-то переломить ситуацию и найти выход из хорошо расставленной ловушки, в которую она попала. – Мы не были женаты и даже не жили вместе под одной крышей, о чем ты говоришь?! Я понимаю, что тебе сейчас не просто, и предлагаю остаться друзьями, как и раньше тебе уже говорила. Пожалуйста, подумай над этим, не делай того, о чем потом пожалеешь. Ты сам прекрасно понимаешь, что речь идет не о справедливости, а только о твоих собственных эгоистичных желаниях.
– А теперь я расскажу тебе, как оказался у твоего дома в такой ранний час. Ведь тебе интересно будет об этом узнать? – спросил Эрик каким-то безразличным тоном, равнодушно глядя в окно – на протесты своей жертвы он просто не обратил никакого внимания. Увидев боковым зрением безнадежный кивок, он продолжил:
– Если уж ты не захотела быть моей женой и остаться со мной, так не будешь ни с кем. Когда я решил, что мы должны с тобой вместе уйти из жизни, у меня появилась новая цель в жизни, и я начал разрабатывать план. Он должен был быть идеальным и ни в коем случае не дать осечки. Когда эта идея пришла мне в голову, у меня разом появились и настроение, и аппетит. В ту минуту, когда я понял, что хочу на самом деле расстаться с жизнью, у меня возникло желание сделать все как можно лучше.
Я начал следить за тобой и выяснил, что твой Инго не всегда забирает тебя из дома на машине, часто ты ездишь к нему электричкой. Сначала я хотел выкрасть тебя на вокзале, но твой новый друг встречал тебя прямо у вагона, поэтому этот вариант сразу же отпал – против него у меня не было никакого шанса. Не оставалось ничего другого, как выманить тебя каким-то образом из дома и уговорить поехать ко мне. Я очень долго размышлял, как же все-таки это сделать, и в один прекрасный день мне пришла в голову замечательная идея с твоим обучением в нашей лаборатории. Знаешь, мне пришлось исписать десятки листов, чтобы мои аргументы звучали достоверно и не вызвали подозрений. Промучившись несколько дней, я, наконец, переписал все начисто, а потом заучил наизусть. Видишь, как я готовился? – недобро усмехнулся Эрик и заговорил вновь:
– Затем мне нужно было узнать твое расписание, что оказалось не таким простым делом, как я считал вначале. Я проводил часы и дни у твоего дома, ожидая, когда ты придешь или когда и куда уйдешь. Часто я приезжал первым поездом и уезжал последним, целый день оставаясь голодным, чтобы точно узнать, когда, с кем, к кому ты ездишь, что делаешь. Я потратил на это целых три недели! Было непросто, поверь мне, но я своего добился. Мне стал известен точно, почти по минутам, твой распорядок дня. Между делом мне понадобилось кое-что купить для тебя. Хочешь пить? – обратился он неожиданно к сидевшей с поникшей головой девушке.
Получив молчаливое согласие, он наполнил и ее, и свой стакан водой. Отхлебнув одним глотком чуть ли не треть, Эрик полез опять в свой рюкзак и достал оттуда еще одну пару наручников. Страх, промелькнувший в глазах Лены, принес ему несказанное удовлетворение. Это было ленивое довольство сытого кота, поймавшего в свои острые когти бедную дрожащую мышь – зная, что он ее все равно съест, кот продлевал агонию страха своей жертвы.
Эрик подошел к съежившейся еще больше девушке, встал перед ней на колени и быстрым движением защелкнул один наручник на лодыжке. Когда Лена начала молча сопротивляться, убирая вторую ногу и пытаясь подальше отбросить его руки, он раздвинул ее ноги и больно ущипнул за внутреннюю сторону бедра. Девушка вскрикнула от боли, но продолжила сопротивление. Потеряв терпение, Эрик вскочил с колен, схватил лежащую на столе электрическую дубинку, с размаху приложил ее к Лениной груди и держал до тех пор, пока его жертва не потеряла сознание. Сделав то, что хотел с самого начала, палач вернулся на свое место, с любопытством разглядывая потерявшую сознание избитую девушку.
Через несколько минут Лена очнулась и увидела себя, сидящей за столом, скованной наручниками по рукам и ногам.
– Ты плохо себя вела и за это наказана! А теперь слушай дальше, что мне пришлось из-за тебя пережить, – с удвоенным энтузиазмом, как будто ничего не произошло, продолжил свой рассказ Эрик.
– Так вот, между делом я приобрел те украшения, которые у тебя сейчас на руках и ногах. О золотых побрякушках мечтает ведь каждая из вас? Эти, правда, не золотые, но блестят замечательно!
Парень усмехнулся, а потом и громко рассмеялся, найдя свою шутку очень остроумной. Успокоившись, он продолжил:
– Затем я купил на всякий случай электрическую дубинку и длинный шнур. Ты меня внимательно слушаешь? – обратился он вновь к своей жертве. Это было его шоу, и он требовал от участницы и единственной зрительницы постоянного внимания. – Мне пришлось приобрести на всякий случай и пистолет. Он, правда, не настоящий, а только стартовый, но если получишь из него заряд, мало не покажется. Ты же приняла его за настоящий, я видел по твоим глазам, как ты испугалась – сначала за себя, а потом за свою мать, – опять развеселился Эрик, предлагая посмеяться и слушающей его гнусные откровения Лене. Когда она никак не отреагировала на его очередной эмоциональный всплеск, он посуровел:
– Я отдал за все это снаряжение целую кучу денег, которые занял у матери. Мы могли бы истратить их вместе с большей пользой, если бы ты не была такой упрямой. Но раз ты решила по-своему, не так, как подходит мне, то сначала умрешь ты, а потом умру я сам. Если ты плохо поняла, то повторю еще раз, что без тебя я жить не хочу, не могу и не буду, но и в тюрьму из-за тебя садиться не стану! – выкрикнул истерично Эрик.
Откинувшись на спинку стула, он тяжело дышал, видимо, вспоминая и вновь переживая прошлые события. Потом, медленно отлепив взгляд от окна и переведя его на измученную девушку, он, слегка повысив голос, чтобы привлечь ее внимание к своей персоне, вновь заговорил:
– Теперь ты знаешь мой план и, как видишь, первая его часть уже успешно осуществилась. Ты сидишь у меня дома, крепко прикованная наручниками, и знаешь о том, что тебя ожидает в ближайшие часы. Нравится это тебе или не нравится, твоя судьба сейчас в моих руках, и только я решаю, как распоряжусь ею. Твоя мать и твой любимый Инго даже не подозревают о том, где ты, с кем и что с тобой случилось. Когда же они узнают обо всем, то будет уже поздно, поздно для всех нас…
– Не строй из себя Бога, распоряжаясь моей жизнью, – раздался вдруг негромкий голос сидящей до этого в молчании Лены. Слушая вполуха откровения бывшего друга о планах подготовки ее похищения, она лихорадочно разрабатывала в голове планы по освобождению из насильственного плена. Она моментально поверила в то, что Эрик собирается ее убить. В его же версию о последующем самоубийстве ей верилось намного меньше, поэтому она судорожно думала о том, как же выбраться из ловушки. Что станет потом с Эриком, ее абсолютно не интересовало – в ней заработал инстинкт самозащиты, который и искал путь к спасению. Десятки вариантов избавления из цепких рук не совсем нормального человека проносились перед ее мысленным взором, но ни один из них, по здравому размышлению, казался не только не осуществимым, но просто утопическим. Голова работала, не уставая, но боль от наручников, крепко сковавших руки и ноги, мешала оптимистически думать. Чувствуя, что терять ей уже действительно нечего, Лена решила идти дальше и только вперед, а там – будь что будет. Сдаваться она не собиралась.
– Ты строишь из себя обиженного героя, развалившись на стуле перед слабой девушкой, которая и пошевелиться-то не может, потому что закована тобою в наручники. Ты боишься посмотреть правде в глаза и признаться самому себе, что только ты один виноват в том, что произошло между нами. Не надо вину за разрыв наших отношений перекладывать на меня и наказывать за несовершенную ошибку. Это так легко – обвинить весь мир в своих неудачах, не дав себе труда прислушаться к аргументам другой стороны. Мы с тобой многократно все обсудили и решили не вмешиваться в жизнь друг друга. Ведь ты сам все прекрасно понимаешь и сейчас не имеешь права...
Лена не успела договорить, как взбешенный ее словами Эрик резко вскочил с места, схватил лежащую перед ним электрическую дубинку и наотмашь стукнул девушку с такой силой, что она слетела со стула, ударившись при падении головой об угол стола, и затихла.
Окинув долгим взглядом скрюченную фигуру неподвижно полулежащей, полувисящей на наручниках девушки, молодой человек молча постоял над ней, потом свирепо пнул ее ногой, попав по ребрам. Руки его были сжаты в кулаки, лоб блестел капельками выступившего пота, а в глазах застыла невысказанная злоба и отчаяние. Оставшись еще некоторое время рядом с неподвижным телом, он развернулся и пошел прочь из кухни, бормоча себе под нос что-то неразборчивое. Осторожно прикрыв за собой дверь, чтобы та не хлопнула, будто боясь разбудить кого-то, он начал подниматься вверх по лестнице, оставив на полу в кухне застывшее на вздернутых наручниками вверх руках тело девушки, не подающей никаких признаков жизни.
Через плохо вымытые стекла дома струился с улицы веселый солнечный свет, падая на дальний угол стола и поигрывая своими лучами на гранях стакана. В кухне стоял отчетливо-тяжелый запах пота, крови, слез и неотвратимо приближающейся смерти. Через этот сгусток боли и отчаяния с трудом пробивалось еле различимое желание жить.
|
| |
| |
