Четверг, 28.03.2024, 10:53
Приветствую Вас Гость | RSS

[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Модератор форума: Леонардл, Ваагн  
Форум » Международный Литературный Клуб «Родное слово» » Гостиная Ваагна Карапетяна » Всего один вопрос.
Всего один вопрос.
ВаагнДата: Воскресенье, 23.11.2014, 02:05 | Сообщение # 1
Лейтенант
Группа: Модераторы
Сообщений: 53
Статус: Оффлайн
Проповедь окончилась и к пастору подошел  мужчина лет
шестидесяти пяти: седой, с отекшим от постоянного пьянства лицом, сгорбившийся
под тяжестью лет и невзгод. Его правая рука, прижатая к  животу, заметно  подрагивала, на
лице, от подбородка до самого виска, разместился рваный
шрам. Левый глаз прикрывала нестираная  повязка, а одежда ,  несмотря на теплую погоду,  состояла
из старого свитера грубой вязки  и изрядно потрепанного, не по размеру, пиджака.  На  пиджаке и
в седых волосах сохранились  былинки сухой травы. Очевидно  он несколько дней  не
раздевался и не умывался. На потрескавшихся  губах виднелись остатки
спекшейся крови, а  на грязных, огрубевших руках  темнели огромного размера пигментные пятна.
Они покрывали значительную часть кистей обеих рук и  тянулись вдоль пальцев,
упираясь в пожелтевшие ногти с черной каймой многолетней грязи. Общую
неприглядную картину завершали
такой же «чистоты и ухоженности», как и все остальное,
спортивные обвисшие штаны  и солдатские  растоптанные ботинки.

- Я хочу поговорить с тобой, –
волнуясь  сказал он пастору.

- Хорошо, пожалуйста. Присядем,  так
удобнее будет, – ответил пастор. Пригласил  незнакомца пройти к стульям,
расположенным вдоль стены  и,  присматриваясь к нему,
спросил:
- Как вас зовут?
- Федор Игнатьевич.
- Позвольте узнать, - продолжая изучать
лицо  пожилого человека,
поинтересовался пастор, -вы у нас в поселке впервые, наверное?
Или я ошибаюсь?
Тот замотал головой:
- Местный я. Тут рядом Михайловка - оттуда.
Просто дома бываю редко, так уж сложилось. Из тюрьмы только вот, месяц  как на свободе.
Пастор дружески улыбнулся:
-  Решили прийти в церковь?  Нам видимо есть о чем поговорить.
Он потянулся к стоящему  рядом столику и взял в руки Библию .
- Да нет, я просто мимо  проходил, вижу
свет горит. Дай, думаю, зайду, - пожал плечами Федор Игнатьевич
– Ну, человек предполагает, а Бог располагает.
– Я не знаю, может быть и так.- Он криво усмехнулся.  - Человек  я маленький .
– Раз зашли,   уж давайте поговорим.- Предложил пастор.
Незнакомец тяжело вздохнул, - со мной  Василий Петрович сидел вот...
Так он с  Библией никогда  не расставался.
В  свободную минуту к  какой-нибудь стенке меня прижмет, и
давай что-то втолковывать. Не мешал я ему, думаю, пускай выговорится, не денег
же просит...  Вот его вспомнил  и зашел."
- У вас, наверное,  - пастор
настроился на долгую и серьезную беседу, -  много вопросов накопилось? Я  попытаюсь на них ответить.
Но Федор Игнатьевич лишь хмыкнул в ответ: - Да нет, у
меня  один вопрос только.
Всего один…  - и,  как бы прицениваясь,
стоит ли продолжать разговор, покряхтел, задумался, а потом прервал молчание:
- Вот ты мне скажи, почему твой Бог меня так невзлюбил, всю
жизнь мне сломал, преследовал меня, можно сказать с самого детства?
Он  произносил слова  не торопясь, четко, проговаривал каждую
букву,  оттого местами сбивался и затягивал речь.
- Я через него столько лишений перенес, незаслуженных наказаний получил, не
перечесть. Как вспомню, такая обида берет…   А ведь все могло не так
сложиться…
Федор Игнатьевич замялся, опустил
голову, пытаясь унять нахлынувшее волнение.

В это время раздался скрип, затем последовал хлопок
закрывающейся  входной двери, он  вздрогнул, обернулся к  пастору и
сдавленным голосом, спросил.

- Я не задерживаю  тебя?
Может  домой пора?  Поздно ведь…

- Нет, нет, - вздохнул  пастор, - я не тороплюсь. Давайте поговорим, для меня  это тоже очень важно.
- Ну, вот смотри:  первый срок я еще несовершеннолетним получил.

У одной старушки велосипед  за летней кухней стоял. Под дождем, да под снегом. В  ту пору ей лет восемьдесят было, если
не больше…  Сам посуди, к чему он ей? Вот мы с пацанами ночью велосипед  выкрали и
подались в райцентр. Хотели там продать. Велосипед-то я заприметил, стало быть и
идея была моя, но, если б ребята не загорелись, может и я бы остыл. Такая вот
катавасия.

А пасечник, Семеныч  (злобный человек, всем поперек горла  стоял) видел, как мы велосипед катили. Он-то и донес.
– Я слышал об  этом пасечнике, - вспомнил пастор, - рассказывали, что у него  на пасеке самый лучший мед
в районе, да и о самом отзывались, как о человеке с добрым сердцем.
- Одним словом, повязали нас в райцентре, – не обратил внимания на реплику пастора
Федор Игнатьевич, - так  те двое (у родителей деньжата водились) откупились, а  у меня мать одна – уборщицей, вот мне
три года и впаяли.
Отшлепать бы нас  и отпустить, ан нет, по всей строгости подошли. И я, невинное дитя, можно сказать, еще
молоко на губах не обсохло, оказался вместе с уголовниками. Такую школу прошел...
Он минутку помолчал, а потом, немного замявшись добавил:

- Не дай Бог кому-то  все это
перенести ...

И, подыскивая  нужно слово, Федор
Игнатьевич запнулся, хотел было улыбнуться, но его подбородок
предательски задрожал.
– Понимаю, у нас дров наломать мастера. Особенно  когда власть в руки попадает, - пытаясь успокоить Игнатьевича согласился пастор.
- Вот, вот, -  закивал тот головой  и стиснув зубы  прикрыл уцелевший глаз. Но
через минуту его лицо вновь оживилось, и с, какой-то напускной бравадой  взглянув на пастора, он рассмеялся:
- Старушка та  на меня зла не затаила, нет.  Она даже ко мне в тюрьму приехала, пирожков привезла. Как сейчас помню, еще
теплые были: платком укутала, чтобы в дороге не остыли. На прощанье
прослезилась, обняла меня и говорит: «Как  освободишься, зайдешь, велосипед тебе
отдам». Да куда там, -  махнул он рукой, - не дождалась  меня,
померла через год. А моя жизнь пошла кувыркаться  дальше.
- Как звали старушку, не помните?- спросил пастор.
- Э-э, столько лет прошло, куда там.
- А я помню. Пелагея Никаноровна, так ее звали.  Она, как я теперь понимаю, за вас в
нашей церкви молилась. Меня тогда только рукоположили, тоже, как вы говорите,
еще молоко на губах  не обсохло, мы  с вами примерно одного возраста...
- Вот еще такое... - Федор Игнатьевич уселся  поудобнее, явно польщенный вниманием
пастора.
- Ну, прямо абсурд какой- то!
Как  всплывет в памяти тот случай,  так сразу мурашки по коже. Подходит ко мне, значит, прапорщик
это  я уже второй срок отбывал, на поселениидосиживал), в руках у  него грязная кружка, где-то на  земле подобрал. Говорит:

«Отнеси, мол, на кухню, хорошенько помой, чего зря валяется». Понес я ее

в столовую, но до кухни не дошел, так слегка помочил под краном и в общую

кучу бросил. На ужин чего-то

задержался: сел за стол, все кружки с чаем разобрали, одна осталась.

Представляешь - эта,

со следами грязи,  и чаю в

котле ни капли , весь разлили..

Ф едор

Игнатьевич  усмехнулся, развел

руками:

-

Сижу, смотрю на нее, и глазам своим не верю. Ну  вот скажи ты, человек триста в тот

день  в столовой собралось,  почему именно мне

эта грязная досталась?

Затем,

с досадой и с негодованием, добавил:

-Не

я  дежурный, не мое дело, а из этой

грязной кружки я хлебал!

Он

заерзал на месте, от нахлынувших воспоминаний в лице изменился, побагровел, и,

перекинув  ногу на ногу, упершись  рукою о подлокотник

стоящего рядом стула,

задумался.

Пастор

предположил, глядя на Федора Игнатьевича , что тот, очевидно,

выискивает  в своей памяти

новые случаи,  когда, по его

разумению,  Господь Бог

обошелся с ним несправедливо. И

не ошибся.

-

А один раз через Его наказание и жизни мог лишиться… -

прервал тишину  Федор

Игнатьевич.

-

Зашел, значит,  в кладовку, а

кладовщик  у нас ленивый такой был,

не просыхал: начинал с утра и до конца смены... Потом задвинули

его куда-то. Гляжу -  у него

ящики с гвоздями, аж до потолка, но не ровно сложены - верхний вот-вот упадет.

«Кому это посчастливится?  На

голову ведь, ой, как грохнет! И убить-то может...» Подумал я

и вот, поди ты, на обратном пути, совсем забыл

об этом ящике, а  он

как… хорошо не по голове -  в плечо мне угодил, все косточки

раздробил! Сознание сразу потерял. Сколько лежал  - не помню, когда в чувство привели -

не знаю. Нашатырь там, врача вызывали, народу много собралось...

Полтора месяца  в

больничке...  И

с тех пор плечо у меня ноет, особенно когда к дождю. Прямо мочи нет. Ну

скажи, зачем не этому остолопу-кладовщику по голове, который за это

отвечать  должен, а

меня покалечило?

Вот  так всю жизнь. Столько

всего наворотилось, что и не перечислишь!

И,  чтобы показать свое  огорчение

обстоятельствами  своей

жизни, он горько вздохнул,  и,  стараясь не встречаться с пастором

взглядом, как бы забыв про окружающее, уставился в одну точку.

Эта речь произвела угнетающее впечатление . Пастор, не зная как

подступиться, молчал, рассматривая Федора Игнатьевича, о чем-то думал. В

опустевшей церкви воцарилась тишина.

За

окном  послышались мужские голоса.

Там пересчитывали деньги и при этом матерились...

Денег не хватало, а в магазине свет притушили -

дело шло к закрытию.

-

А когда  последний раз попал на

зону, четвертый, стало быть, – вновь заговорил Федор Игнатьевич, - и пострадал

ни за что  и отсидел ни за что.

В  сердцах он взмахнул рукой и

вытер набежавшую слезу.

-

У нас в деревне двое, муж с женой, утонули-  лодка перевернулась, а они,

дурни,  плавать не умели.

Трое малолеток сиротами остались. Родственники детей к себе забрали. А дом

большой дом  у них,

двухэтажный)  заколотили и на  окна решетки повесили. Решили:  дети подрастут - сами определят, как

домом-то  распорядиться. Вот я и

подумал: « А решетки тут к чему?

Кто туда полезет - пустой ведь?».

А моя хата без  забора

стояла, все руки не доходили.

Значит, подсчитал  я решетки - как раз получается. С утра

речной песок завез, кум подсобил. Купил шесть мешков цемента за пол цены у

Сидорыча, тот на цементном сторожем работал...  Думаю, успею за ночь решетки вдоль

моего участка расставить и бетоном залить. К утру подсохнет. А когда хватятся,

что решеток нет, так я тут причем ?

У меня  забор уже лет сто

стоит... С вечера приготовил раствор и ночью за решетками полез.

На этом я часа полтора

потерял - повозиться пришлось: решетки так крепко пригвоздили, что

монтировкой  с трудом отодрал. Пот

градом тек...  Несу, значит,

последнюю, и споткнулся, зараза,

конец решетки мне прямо в глаз. Взвыл я от боли. Ну,

из ближайшего дома  сосед на

мой рев  и выскочил…

Понятное

дело – суд. Без жалости и понимания. Не приняли во внимание судьи никакие

смягчающие обстоятельства: Глаз ведь потерял! Впаяли срок по полной

программе…

Он

притих, посмотрел на пастора: - К чему я

тебе про все это?  - вдруг занервничал он:

- Вот я сидел и слушал, как ты людям умные

вещи рассказываешь, поучительные, можно

сказать. Многим бы призадуматься

надо. А  мне все это…

За

окном   все еще пересчитывали

деньги,  Федор Игнатьевич

задергался, нащупал в кармане медяки, что-то невнятно пробормотав встал и, не

простившись, поковылял из церкви.


Мой девиз "Большая часть жизни прожита, но лучшая часть еще впереди !"
 
Форум » Международный Литературный Клуб «Родное слово» » Гостиная Ваагна Карапетяна » Всего один вопрос.
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск: