| litcetera | Дата: Среда, 10.08.2016, 13:00 | Сообщение # 1 |
|
Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 1363
Статус: Оффлайн
| I. Карамба!
– Меня зовут Апраджита. Я из Индии. В этом году завершаю свой Эм-Би-Эй. Я буду вести ваш курс...
Нет, зря он, взрослый дядя, записался на курсы для выпускников Гейдельбергского университета, желающих работать в англоязычных странах. В его голове масса техницизмов, прочитать специализированный журнал ничего не стоит. Но убедительно и продуманно написать резюме… К тому же он все мысленно переводит с русского, и, к вящему позору, числа и даты автоматически произносит по-немецки. Вот и гармонично-спокойная Апраджита за столом преподавателя считает его тупицей.
Он пришел сюда – вдруг пригодится! – случайно наткнувшись на объявление студенческого союза, да и то только потому, что фирма арендовала в университете цокольный этаж здания...
(Дернуть бы доброго шнапса в эту февральскую пасмурность.)
Две недели назад его вызвал исполнительный директор по технической части.
– Герр Леонтьев, вашей профессиональной деятельностью мы полностью удовлетворены. Но кризис в экономике сказался на портфеле наших заказов. Нам необходимо оптимизировать нашу структуру. Некоторые подразделения будут реорганизованы или слиты. Я вынужден расторгнуть ваш договор. Вы получите компенсацию. Благодарю за ваш трудовой вклад и желаю вам всяческих успехов.
Вот так. Они переехали в уютный дружелюбный Гейдельберг из Берлина, вслед за дочерью, у которой были хорошие перспективы на кафедре романистики. А дочь, без всяких причин, подняла хвост, оставила город восьми нобелевских лауреатов и отирается в Страсбурге синхронисткой-переводчицей в Европарламенте, пишет работу по поэтике Мопассана, обожает своего французского профессора, и даже, кажется, его любовница, потому что покупает ему молодежные футболки с умными надписями, что-то вроде – I change my world; my world changes me...
Он пошел к себе на участок. Грузноватый Нойман, кореец Туан и студент-практикант возились у стойки настраиваемого сервера. Он отозвал Ноймана в сторону:
– Генрих, ты знал об этом?
– Знал, не знал, какая разница, – засопел Нойман. Ему был неприятен этот разговор. – Они уже давно с профсоюзом договорились. Ты что, не знаешь закон вычислительной техники: последним пришел – первым ушел. У нас все на постоянстве, только ты по договору. Кого же еще выбрать? – Нойман пожевал губами и буркнул: – Позвоню сегодня товарищу во Франкфурт, он модернизирует компьютерную систему европейского Центробанка. А в Гамбурге у меня знакомый на верфи навигацией занимается…
Кроме него организацию покидали еще пять человек, но от этого было не легче...
…Он упорно ходил на курс, раз взялся. А потом уже и не без удовольствия – содружество с новым динамичным поколением тонизировало.
Ему нравился мягкий голос Апраджиты, пропорциональное сложение, аккуратно собранные волосы. Она напоминала Девику Рани с портрета красавицы-жены кисти Святослава Рериха, виденного им на выставке в Новосибирске, только совсем молодую.
Он не собирался ее добиваться, хотя, почти наверняка, и не отказался бы. Зато никто не запрещал смотреть.
Она несла себя, прямая как струна, всегда в темно-синих брюках с серо-голубыми рубашками навыпуск. А однажды пришла, буквально по Шанель, в маленьком черном платье. Она должна была пахнуть ванилью и сандаловым деревом, но не было возможности подойти настолько близко, чтобы убедиться.
Он спросил бы ее, если б выдалась возможность, какой она касты, хотя мог бы и предвидеть ответ – Это спрашивать невежливо. У нас нет каст.
Он чувствовал – она не из простых.
Он занимался в Доме Пионеров в судомодельном кружке, и мог бы себе казаться просоленным временем, но ещё добротным и крепким парусником.
Он мог себе представить. Две женщины – жена и она – на корабле, и график дежурств по камбузу на стенке каюты…
Как-то он осторожно попробовал встречаться с другой. Новизна нравилась, но возникли сложности: надо было прятаться, избегать мест, где можно встретить знакомых. К тому же партнёрша вошла во вкус и стала требовать больше места в его жизни. Она не желала быть третьей.
Он послал Апраджите, на ее простой электронный адрес aprajita@... в студенческом домене университета, запрос, какую литературу она бы могла порекомендовать. Частично это был предлог – только бы получить что-то в ответ, прочесть ее отточенную лексику. Она не шла на контакт, и коротко посоветовала посмотреть интернет.
Ему хотелось общаться хотя бы по электронной почте. И на правах ученика у мастера он отправил ей вариант своего резюме с просьбой оценить. Она держала дистанцию – мы обсудим резюме в группе.
Она не забыла и в конце занятия зачитала его пассаж. Веселые ребята дружно набросали несколько вариантов, много лучше его. А она сделала паузу и свела его страницу текста к трем прозрачным, ясным строкам, после которых любой начальник должен был воскликнуть: Уважаемый мистер, я хотел бы вас немедленно видеть!
Он понял – ее головка работает по-другому.
II. Превратности достижимого
(Свободен? Будешь бегать по утрам, мыть полы и варить борщ в ожидании жены.)
– Помнишь итальянское кино, она приходит домой с сумками: – Ну, ты хотя бы посуду-то помыл… А он: – Ты что не видишь, я занят. Я работу ищу!..
Жена улыбнулась. – Не тушуйся, где наша не пропадала. У меня сотня учеников. Устрою тебя мальчиком краски смешивать…
– Нет, догонят и побьют!
Он познакомился с женой на архитектурном факультете, когда искал кого-нибудь оформить ему дипломную работу. Она брала пятнадцать рублей за графический лист. С деньгами у него было туго, но он извернулся и расплатился. Его удивляло, как под ее рукой из чистого листа рождается что-то красивое.
Жена оказалась в Германии не в тренде – чистых архитекторов не признавали, необходимая здесь статика зданий казалась ей чуждой творчеству, а расчеты конструкций неодолимыми. Поначалу она ходила на рыбалку, – с детства приохотилась, следуя за отцом, – и писала заодно пейзажи, потом открыла художественную школу и пропадала там вечерами.
Желающих оказалось, как ни странно, много – в основном, студенты и пенсионеры. Школа пользовалась успехом, и стала известной в узких кругах широкой публики.
Вот на днях пришел с улицы розовый и пухлый господин, схватил натюрморт „Белые розы с яблоком“, вытащил из кармана двести евро, говоря, что больше заплатить, ну никак, не может, и, бережно прижимая картину к животу, ушел, весь будто светясь.
Жена смеялась.
– А не жалко?
– Да как можно было не отдать, он же такой счастливый!..
– Мир большой, – без объяснений сказал Нойман спустя пару дней, – поищи-ка в интернете.
И без него он знал возможности великой всемирной паутины. Он обратился в несколько посреднических компаний. Они заваливали его своей и чужой рекламой, были готовы писать за него резюме, натаскивать на переговоры, сопровождать по инстанциям, подыскивать жилье, определять учиться – но деньги вперед!
Звонил Юра Шехтер, русский израильтянин, работающий в отделении Siemens в Вольфсбурге. Познакомились на зимнем отдыхе в Альпах.
– Слышишь, старик, немного неудачный момент: еще года полтора назад они спрашивали, не знаю ли я какого-нибудь свободного инженера. А теперь Siemens готовит на улицу пятьсот человек, а Volkswagen – вообще тысячу триста. Попробуйся пока техником, чтобы перебиться...
– Конечно, мы можем взять вас. Но ваша квалификация выше, и вы будете чувствовать себя ущемленным. И рано или поздно уйдете. Зачем же делать то, от чего мне и вам будет плохо. Я уверен, вы найдете достойную себя работу.
Профессор сверху, который когда-то советовался – принимать или нет предложение работать в представительстве Евросоюза по науке в России, и что это вообще за страна, не забыл его и пришел с новостью – знаете, мой старый товарищ в Перте, в Австралии, ищет ассистента на кафедру.
– Видите ли, мой английский не очень хорош.
– Но вам же не сравнительное языкознание читать, а электрические схемы интернациональны. Подумайте, это большой город. Кстати, почему Россия все никак не помирится с Грузией?..
Жена посмотрела на карту:
– Перт… Боже мой, туда же сутки лететь надо.
(В его возрасте самое то начинать ассистентом.)
Широко улыбались в рекрутинговой компании, как будто встретили давнего приятеля:
– Нет проблем, мы берем вас навсегда, и будем предоставлять вам наилучшую работу по заявкам предприятий…
(Ага, и треть заплаты оставлять себе.)
Он знал, что в век электроники найдет что-нибудь подходящее. Вот в городских электросетях Ростока его ждут. Работа, правда, скучнейшая, и оплачивается соответствующе, но на пользу обществу.
После напоминания отозвался из Нью-Йорка однокашник:
– Единственное, что могу предложить – бесплатная у нас стажировка. Платить будем только страховку на рабочем месте. Транспортные издержки за нас счет. Осмотришься, поедешь с коллегой, у него в плане пусконаладки в Индии и Канаде. Покажи себя, ты же вроде неплохо учился. Только учти, на службе мы незнакомы.
Это „неплохо учился“ задевало. Проявляет насмешливое снисхождение?
Он был лучше однокашника по всем предметам, а теперь тот замначальника отдела. Его не привлекала эта стезя. Он хотел решать технические задачи, а не понукать людей. Оптимальнее всего – тройка-четверка единомышленников для мозговой атаки… Когда-то его назначили руководителем группы, и он сразу же избавился от двоих сотрудников, потому что считал, что люди квалифицированы и нацелены, когда руководителю ни во что не надо вмешиваться.
Люди меняются.
Он видел в Facebook фото однокашника у дверцы белого внедорожника на фоне большого дома в викторианском стиле. Правда, бо̀льшая часть этого внедорожника и дома принадлежала его жене. Как тот писал по электронной почте – моя жена два года не поднимала головы от медицинских учебников, и я был вынужден подносить ей на стол кофе и суп. Зато теперь…
Зачем ему это надо? Чтобы в сравнении с ним упиваться успехом?
Жена спокойно и мягко обронила:
– Нам детей с ним не крестить. Шанс есть шанс. Не догонишь, так согреешься…
(Будет выпендриваться, можно и морду набить.)
Наша нигде не пропадала.
В Нью-Йорке временно сняли студио. Кошку Вику привезли, как советовал ветеринар, в дорогой двухэтажной клетке. Сплошные женщины в его семействе.
Жена тут же побежала к другу детства Савве Московичу. Его сына, татарина по матери, били гуртом в школе за фамилию, особенно усердно за то, что тот сопротивлялся. Он боялся, что ему покалечат сына и уехал. Савва стал успешным художником. Разбогател в Италии на представительских и семейных портретах самовлюбленных мафиози.
– Вот что, Галка, – показывал Савва свою мастерскую, – или ко мне идешь или в Колумбийский университет…
– А что там искать?
– Архитектуру, которую ты потеряла…
Не вспотеешь – не согреешься.
И он с коллегой, действительно, согрелся – в Калькутте было удушающе жарко и влажно. Три плотных, напряженных дня провели на нефтяной платформе. В обеденный перерыв он одолжил у главного электрика осциллограф и попутно нашел неисправность в распределителе.
– Молодец, – похлопал по плечу напарник, – русские любят все чинить. А я на твоем месте просто поменял бы распределитель. Это заняло бы меньше времени.
Но дефект и методику поиска коллега все же занес в ноутбук.
– После Канады готовься к беседе с боссом, у нас китайское направление плохо обеспечено…
(Не собираются ли его, елки-палки, мариновать в Китае, жена будет в Школе Архитектуры, а дочь переводить Совету Европы…)
В пятидесяти метрах под ним дышал океан.
Он не боялся воды – вырос на Оке, в Калуге, и плавал за юниоров. Вода внизу была просто исполинским пространством, мешающим людям. И нефтяная платформа из-за вращающихся машин и механизмов, казалось, пахнет скорее сталью и потом, чем соленой водой.
На той же платформе, он, к разговору, спросил, что означает имя Апраджита. Непобедимая.
III. В поисках вчерашнего
В полете из Калькутты на Франкфурт он смотрел фильм „Lost in Translation“ с Биллом Мюррей и Скарлетт Йоханссон. И пытался понять, для кого снимался этот фильм – для состоявшихся мужчин, желающих почувствовать под рукой молодое тело, разогреть кровь и начать сначала, или для девушек, окончивших университеты, и все равно ищущих в мужчине отца.
Великолепно играл Мюррей, и это заставляло с его героем сравнивать себя.
Плохо понимающая себя, прелестная Шарлотта с ее свободными движениями контрастировала с собранной ясностью девушки с Гейдельбергских курсов.
Ему не нужны были Токио, ночь, бар, где случайные встречи становятся очень нужными и важными для постижения жизни.
Он не желал замечать тему человеческого одиночества…
Ему было как-то спокойно, что жена рядом.
Она хорошо сохранилась, они понимали друг друга по интонации, почти невербально, он был благодарен ей за житейскую мудрость, хотя, вероятно, то, что советовала и принимала она, было его подсознательным инстинктивным движением. Она не мешала, с ней было легко, радовалась своей жизни, с нею можно было просто молчать и заниматься своими делами. Приятно на нее смотреть, когда она читает, вяжет, смотря телевизор, или рисует.
Он явственно ощущал близкое к ней расстояние.
Он отвечал за себя, за нее и одну независимую особу, прогуливающуюся по Страсбургу.
(И кошку Вику.)
Он договорился с руководством, что задержится на день в Германии. Хотел заехать в университет к Нойману – забрать свои справочники и диски, но главным образом, оставленного у того Яна – плюшевого мишку, которого дочь лет двадцать таскала с собой, а тут не удосужилась за ним подъехать.
Объясняйся теперь с Яном, что у нее на него нет времени.
На новогодней вечеринке в Страсбурге за ней увивался физик из конторы по проектированию атомных электростанций. На намек матери, не пора ли, дочь отшутилась – да что он может себе позволить на свою заплату, кроме двухкомнатной квартирки в Париже.
Храните счастье в плюшевых мишках. Будто бы Париж ей нужен только с Версалем.
– Вы правильно сделали, что поручили нам продать автомобиль. Солидная, конечно, модель, и состояние отличное, но перевозка за океан встала бы вам в копеечку, а там он все равно бы не прошел по выхлопу. Деньги за вычетом комиссионных уже должны быть на вашем счету…
В помещении художественной школы шел ремонт. Жена уступила права на нее региональной ассоциации художников. Новые хозяева сдвигали перегородки, на это не хотелось смотреть, портилось настроение. Он пожалел, что зашел.
Маклер сказал:
– Как мы с вами договаривались, я пока сдал квартиру трем студенткам. Хорошие девочки, и платят аккуратно. В университетском городе имело бы смысл и далее сдавать квартиру. Но вам же желательна вся сумма сразу... Климат у нас мягкий, много туристов, стабильный спрос на жилье со стороны приезжающих на работу и учебу. Если мы немного подождем, надеюсь, вы останетесь при своих деньгах. Терпение, мой друг, терпение…
(Чем больше у тебя терпения, тем больше приходится ждать!)
– А я что говорил, – обрадовался Нойман. – Я, когда был гауптманом в радиотехнических войсках, служил с американцами. Они неплохие парни, только кормежка у них отвратная. Вот бургер: суррогат со вкусом мяса между ломтями сладковатого хлеба, как это вообще можно есть... Знаешь, через два года мне на пенсию, – мечтательно протянул он, – буду каждый день на рыбалку ходить… Кстати, Туан будет вместо меня. Ты бы мог на его место. Но два года большой срок...
Передавай привет супруге. И скажи, что та электронная приманка для рыбы, что мы с ней заказывали по интернету, большая туфта...
На каком-то горном пикнике, организованном профсоюзом, жена с Нойманом узнали о взаимных рыбацких пристрастиях, прониклись, ходили под ручку и обсуждали рыбьи повадки, места лова и снаряжение. Этого снаряжения она напокупала себе на стоимость приличного автомобиля...
В коридоре встретилась рыженькая Лиза, совмещённая кадровичка-бухгалтер, открытая и непосредственная. У них были симпатии с первых дней его работы, когда разговорились по-русски в ее бюро.
– Алекс, жаль ты уходить. Тебе там хорошо? С кем я теперь говорить? – Будучи в колледже она один семестр учила русский язык. – Я найти тебя Facebook и буду писать письмо.
Они обнялись, и он ощутил тонкий запах ее волос.
– Счастливо, Лизхен.
– Да-сви-даня…
Он стоял под солнечными, но уже отвечающими желтизной, кленами на остановке университета, поджидая автобус, и, интереса ради, просматривал бесчисленные и разнообразные студенческие записки-объявления на большом щите – меняю, ищу учебник, куплю, подготовлю...
Он скользнул взглядом по одной из них: …окончанием обучения продается… и остановился на контактном адресе электронной почты – aprajita@...
Изумлённый, он перевел глаза к началу листка – любимая девушка инженера Леонтьева продавала двуспальную кровать с двумя тумбочками... И два стула со столом.
Он как-то забыл, что она тоже женщина, и живет в мире, полном других людей.
Странное дело – он не испытывал ни ревности, ни зависти, ни злорадства, что кто-то, говоря старинно, владел ее чреслами.
Это был ее выбор, ее свобода и доверие. Было немного жаль, неясно чего, но он был рад, что она не одна, и нужна так же, как ему.
Она уезжала.
Он думал о том, какой бы предмет, хранящий ее прикосновение, хотел бы иметь на память. Что-то, чего касалась ее рука. Даже этот листок, повешенный ею. Но он не мог ее подвести…
В средние века мужчина хотел обладать платком женщины, и это называлось любовью, а сегодня это лифчик или чулок, и зовется фетиш. Занятно, конечно, но как-то, чудится, выхолощено…
И неожиданно подумал, что хотел бы всегда нести с собой ее легкое дыхание.
Он не понимал, откуда внезапно поднялся этот образ, и образ ли это вообще, а может ему и вправду хотелось молодости, свежести, начала, как вдруг почувствовал вибрацию смартфона.
Он поднял его на уровень глаз, закрывая листок, который мешал. Или это мешало прощание? На дисплее высвечивалось напоминание органайзера.
Он глянул на указатель времени и вернул смартфон во внутренний карман пиджака.
Из-за поворота выполз, накатывал и вырастал длинный бело-голубой автобус.
Надо поторапливаться. Через три часа он будет в воздухе.
[i]© Михаил Корешковский[/i]
|
| |
| |
